– Разумеется, – согласилась инспектор Джен. – Именно поэтому полученные данные и вызывают такую тревогу. Возможно, в «Пинчер» проникли мошенники, которые занимаются подобным без вашего ведома, считая, что вы могли бы такое одобрить.
– Сомневаюсь.
– Когда вы в последний раз видели своего двоюродного брата, Джеффа Розена?
Винсон выглядел раздраженным.
– Я с ним не поддерживаю связь.
– Когда видели его в последний раз?
– Не знаю. Несколько лет назад.
– Когда в последний раз с ним контактировали?
– Тогда же. Как я уже сказал, мы не поддерживали связь. Его мать и мой отец уже много лет как умерли. Мы и в детстве виделись только по праздникам. То есть я понимаю, о ком вы спрашиваете, но, за исключением названного, между нами не было никаких связей.
– Но он работал в вашей компании.
– Правда?
– Вы не знали, что он работал в вашей компании? Она настолько большая?
– Достаточно большая, – ответил он. – Компьютерный отдел сам занимается своими кадрами. Они могли нанять его, не ставя меня в известность.
– Значит, вы не знаете и почему его освободили от должности.
– Нет.
– Но вы, похоже, знаете, что он занимался компьютерами.
– Да, знал.
– А знали, что он работал над кодами высокочастотной торговли?
– Нет, этого я не знал.
– А ваша фирма занимается высокочастотной торговлей?
– Конечно. Как и все инвестиционные фирмы.
Джен сделала паузу, чтобы особо подчеркнуть последнее замечание.
– Неправда, – указала она. – Ваша занимается, но этого не скажешь обо всех остальных. Это узкая специализация.
– Ну да, специализация, – согласился Винсон, снова выдав свое раздражение. – Всем нужно так или иначе с ней считаться.
– Значит, ваша фирма этим занимается.
– Да, как я и сказал.
– А ваш брат работал над вашими системами и мог оказаться свидетелем незаконной деятельности.
– Это невозможно, потому что мы торгуем в рамках правил, установленных Комиссией. И как я сказал, я сам не контактировал с ним более десяти лет.
– Можете вспомнить последний раз, когда с ним общались?
– Нет. Наверняка это было что-то малозначительное. Может быть, когда умерла его мать.
– Это было малозначительно?
– С точки зрения работы. Ладно, мне нечего к этому добавить. Вы закончили?
– Нет, – ответила Джен. – Моя группа пришла обыскать ваши записи, а все, что ваши люди отправят в облако, с этого момента подлежит пресечению.
– Нет. Не думаю. Я думаю, что вы закончили.
– Что вы имеете в виду?
В помещение вошла большая группа людей в форме охраны, и Винсон дал им знак.
– Я ответил на ваши вопросы из вежливости, но не позволю вам нарушать мою конфиденциальность. Я полагаю, ваш ордер вообще недействителен. Охрана проведет вас наружу, поэтому я прошу вас оказать этим людям содействие и уйти прямо сейчас.
– Да вы шутите, – изумилась Джен.
– Вовсе нет. Уходите сейчас же, пожалуйста. Охрана вас проведет.
Джен задумалась.
– Все, что сейчас происходит, записывается.
– Конечно. Если до этого дойдет, мы с вами встретимся в суде. А пока я прошу вас подчиниться правилам безопасности нашего здания.
Джен взглянула на лейтенанта Клэр, и та пожала плечами: ничего не поделаешь.
– Мы уходим против своей воли, – заявила Джен, – и все это будет записано. Но мы не прощаемся.
И она вышла из помещения, ее люди следом, а за ними охрана здания. В лифте стало тесно.
Когда двери лифта разъехались, полицейские пересекли большую площадь и спустились по широким ступеням на пристань.
Когда они вновь оказались в лодке, Джен выругалась:
– Вот говнюки!
– Я разбросала поденок по всему зданию, – сообщила Клэр. – Может, у некоторых из них получится спрятаться и что-нибудь услышать.
Олмстид был все еще красный от негодования – как бульдог, у которого вырвали кость прямо из зубов.
– Хорошая работа, – Джен похвалила Клэр. – Будем надеяться, что это к лучшему. Продолжайте наблюдать за всеми, кто был в здании, и за их действиями в облаке, тогда мы и увидим, не спугнули ли мы кого-нибудь. В самом крайнем случае мы накажем их уже за это насильственное вытеснение.
– Надеюсь.
И Клэр, и Олмстид разозлились не на шутку. Джен пыталась прикинуть, было ли это единственным благом от их визита или они извлекли еще что-то полезное. Они были молоды и рвались взяться за это дело.
Часть шестая
Искусственная миграция
А) Гражданин
Канализационная система Нью-Йорка начинается с шестидюймовых труб, выходящих из зданий. Они соединяются с уличными сетями, которые в диаметре имеют уже двенадцать дюймов и входят в коллекторы диаметром пять футов, а то и больше. Всего в городе семнадцать площадей водосбора, причем канализация проложена по старым водоразделам гавани до установленных на берегах очистных сооружений.
Входной канал, врезающийся в 74-ю улицу с Ист-Ривер, назывался Лесопильный ручей.
Когда происходят перемены, это чувствуется в воздухе.
Дэвид Уожнароуикс
Закрыть конюшню после того, как лошади сбежали, – конечно, так люди и поступают. В данном случае лошади оказались с четырьмя всадниками Апокалипсиса, традиционно именуемыми Завоеватель, Война, Голод и Смерть. Поэтому закрытие конюшни получилось особенно знаменательным.
Хотя естественно, даже эта инстинктивная и бесполезная реакция оспаривалась и, как отмечали многие, наступила слишком поздно. Когда мир объят пламенем, указывали многие, почему бы просто не дать ему плыть по течению, а самим встать на гребень волны, насладиться последним расцветом цивилизации и перестать даже пытаться все исправить? Это называлось адаптацией и служило популярной философской позицией среди определенных граждан облака, либертарианцев и различных академиков, преимущественно молодых и бездетных либо каким-то образом ощущающих отсутствие личных интересов. Поэтому они выглядели крутыми и часто получали работу от интеллектуалов со схожими взглядами. Это очень выгодный цинизм, когда можно вести себя так, будто все по-прежнему хорошо, весело и вообще теперь это считается нормальным. Когда ряд ученых указал, что на самом деле бесконтрольный парниковый эффект мог привести к весьма примечательным последствиям вроде тех, что несколько миллиардов лет назад имели место на Венере, а значит, эти выпущенные четыре всадника могут захлестнуть и истребить бо́льшую часть биосферы, то есть вызвать массовое вымирание, которое среди прочих видов способно затронуть и несведущих homo sapiens, то эти замечания в основном вызывали насмешки у тех, кто был слишком продвинут, чтобы думать, будто сверхуверенность могла касаться и их, таких обо всем осведомленных реалистов, какими они себя представляли. Людям нравилось быть крутыми.
