– Да, вот вам и линь. Но той ночью Мелвилл помог от него увернуться. И только у меня одного получилось сбежать, чтобы рассказать эту историю.
В) Матт и Джефф
Небо сегодня такое голубое, что аж жжет.
Сказал Джо Брейнард
Однажды вечером мы с Жаном Кокто выбрались на Кони-Айленд. Ощущение было такое, словно мы прибыли в Константинополь.
Изумился Сесил Битон
Матт и Джефф сидят с Шарлотт, опершись на перила и попивая вино из кофейных чашек.
– Так как, странно, наверное, возвращаться к жизни? – спрашивает она.
– Оно и раньше было странно.
Они смотрят на погруженный в воду ночной город. Старинная филигрань проводов Бруклинского моста вырисовывается на фоне новых сверхнебоскребов в Бруклин-Хайтс, сияющих, будто бутылки ликера. В зимнем свете кажется, что сама гавань необъятна, а крупные льдины в черноте сумерек отдают янтарем.
– Возможно, мы сами сейчас адекватнее, чем были прежде, – говорит Матт.
Джефф качает головой:
– Это мало что значило бы, но это все равно не так. У меня теперь вообще крыша поехала. Хочется всякого.
– Оно у тебя и раньше так было, – возражает Матт.
– Из грез рождаются долги, – замечает Шарлотт.
Джефф на это улыбается.
– Делмор Шварц!
[109] – говорит он.
– Вообще-то это Йейтс, – указывает Шарлотт. – Шварц цитирует Йейтса.
– Ну уж нет!
– Да, это точно, я узнала на горьком опыте. Кто-то сказал, что это Йейтс, а я поправила, сказала, что это был Делмор Шварц, а потом поправили меня, и оказалось, что я не права.
– Ух ты!
– Вот и я так сказала. Поправил меня тогда тот, от кого мне этого не хотелось услышать.
– Имеешь в виду своего бывшего, главу Федрезерва?
Шарлотт изогнула бровь:
– В яблочко.
– Мне даже удивительно, что он это знал.
– Мне тоже. Но он полон сюрпризов.
Они смотрят вниз, на гладь черной воды, усеянную тускло-белыми айсбергами, и на здания, освещенные или погруженные во тьму. Бескрайняя Нью-Йоркская бухта в ночи удивительная и величественная. Черная звездная гавань.
– Все мы полны сюрпризов, – говорит Матт. – Ты слушал эфир Амелии Блэк после того, как ее медведей убили?
– Конечно, – отвечает Джефф. – Все ведь слушали, верно?
– У нее уже сто миллионов просмотров, – подтверждает Шарлотт.
– Говорю же, все.
– На планете живет девять миллиардов человек, – указывает Матт, – значит, посмотрел примерно каждый девяностый, если я правильно посчитал.
– Это и есть все, – говорит Шарлотт. – В любом случае очень большой охват.
– Так что ты думаешь? – интересуется у нее Матт.
Шарлотт пожимает плечами:
– Она глупенькая. Еле-еле может связать два слова.
– Ой, да ладно…
– Нет, она мне очень нравится. Понятно же.
– Ну не так уж и понятно.
– Нравится, нравится. Особенно после того, как сказала столько хорошего о Союзе домовладельцев, когда спасала падающую небесную деревню. Тот эфир тоже получил очень много просмотров. Хотя это было странно, что она решила об этом сказать. Мне кажется, у нее небольшая беда с… даже не знаю, с чем. С последовательным мышлением.
– Она такая же, как мы все, – говорит Джефф.
Шарлотт и Матт не понимают, что он имеет в виду, и Джефф поясняет:
– Она хочет, чтобы все было правильно. И приходит в бешенство, когда кто-то делает что-то не так. Она готова поубивать тех, кто обижает ее близких. И чем мы от нее отличаемся?
– А у нас есть план? – спрашивает Шарлотт.
– Есть ли? Вот в твоем распоряжении это здание, межприливное сообщество, Овн и прочие кооперативы, но когда дела складываются хорошо, всё могут снова попытаться выкупить. Где общины, там и ограждения. И ограждения всегда перевешивают. Конечно, она готова убивать. Я ее полностью поддерживаю. Приставить бы их всех к стенке. Ликвидация рантье.
– Эвтаназия рантье, – поправляет Шарлотт. – Кейнс.
– Да как ни назови.
– А ты прям из себя выходишь.
– Видела бы ты его раньше, – замечает Матт. – Говорю тебе, сейчас он куда спокойнее.
– Нет, нисколько.
– Еще и, наверное, отомстить хочет, – добавляет Шарлотт.
Джефф вскидывает руки, мол, а как же?
– Я хочу справедливости!
– А похоже, будто хочешь отомстить.
Джефф смеется, но его смех больше похож на рычание – грр! Он обхватывает голову обеими руками.
– На данный момент справедливость и месть – это одно и то же! Справедливость для людей – это месть олигархам. Так что да, я хочу и того, и другого. Справедливость – это перо на конце стрелы, а месть – ее наконечник.
– Класс рантье так просто не сдастся, – говорит Шарлотт.
– Нет, конечно. Но смотри, раз уж ты их режешь на части, то говори, что каждый из них может сохранить пять миллионов. Ни больше ни меньше. Большинство проведет анализ эффективности и придет к выводу, что умирать за бо́льшие деньги нет смысла. Они возьмут по пять миллионов и уйдут.
Шарлотт обдумывает его слова.
– Золотой парашют рантье.
– Да, почему нет? Хотя я предпочитаю называть это фискальным обезглавливанием.
– Что-то слишком мягко для мести.
– Бархатная перчатка. Сводим драматичность к минимуму.
– Вот такое я люблю. – Она отпивает вина. – Интересно было бы услышать, что бы сказал Франклин на этот счет. О том, как мы бы все эти профинансировали.
– Почему именно он? – спрашивает Джефф.
– Потому что он мне нравится. Очень милый молодой человек.
Джефф качает головой, глядя на нее, будто на истинное чудо невообразимой глупости.
Матт, желая отвлечь Джеффа от, без сомнения, уничтожающей критики в адрес молодого финансиста, подхватывает:
– Вы замечали когда-нибудь, что наше здание – это своего рода акторная сеть, способная выполнять разные задачи? У нас есть облачная звезда, юрист, специалист по зданию, само здание, полицейский инспектор, финансист… добавить бы еще водителя, чтобы скрыться с места преступления, и получится команда для фильма об ограблении!
– А кто тогда мы? – говорит Джефф.
