– Избавиться от колокола – да, – проговорил он. – Но гребаные браслеты – нет. Я отключу электронику по всей территории, если вы попытаетесь их нам надеть.
– Идет, – сказала Шарлотт.
– Пойдем заберем колокол, – предложил мальчикам Владе. – Мне не нравится, что вы с ним играете. У меня на работе коллеги тонули, а они были хорошими ныряльщиками. Вы-то нет. И… я знал людей, таких, как вы, которые тоже утонули. Это плохо, когда такое случается. Плохо для тех, кто остается.
Что-то в его славянской интонации привлекло внимание ребят. Шарлотт вытянула руку и коснулась его предплечья. Он покачал головой, на лице застыло скорбное выражение. Вскоре ребята с обреченным и даже, пожалуй, задумчивым видом проследовали за Владе в эллинг.
Я поднялся с Шарлотт. Она выглядела уставшей и слегка прихрамывала. На общем этаже, посмотрев на меня, спросила:
– Ужинать?
– Я уже купил сэндвич, – ответил я, – но поем с вами.
– Хорошо. Расскажете мне, как там идут дела.
Она положила себе еды в тарелку, и мы сели за один из длинных параллельных столов, где нас окружала шумная толпа. Сотни голосов, сотни жизней – но даже здесь можно ощутить одиночество, хоть и в центре шумной толпы. За едой я рассказал Шарлотт о виде, открывающемся с высоты кластера Клойстер, и о том, как Гектор Рамирес согласился финансировать мой план по реконструкции части межприливья. Затем в общих чертах описал сам план.
– Очень здорово, – одобрила она. – Вам понадобятся разрешения городских властей, но, учитывая состояние тех районов, я думаю, вы их получите.
– Может быть, вы сможете подсказать мне, к кому нужно обратиться?
– Конечно. Могу познакомить вас кое с кем из моих старых друзей.
– Они работают в вашем здании?
– Да, либо там, либо в офисе мэра.
– А вы тоже работали у мэра?
– Когда-то давным-давно.
Наверное, я как-то странно посмотрел на нее, потому что она вдруг махнула рукой:
– Да, я начинала в Таммани-холле.
– Я слышал, вы стажировались еще у Макиавелли, – сказал я.
Она рассмеялась. Среди ее черных волос проглядывало несколько седых прядей.
– Это сейчас вам будет кстати. Вы как думаете, эти платформы можно устанавливать по одной, точечно или придется сносить сразу целые районы?
– Конечно, можно по одной. Они же модульные. Так они будут больше стоить.
– И тем не менее. Со времен Роберта Мозеса снос целых районов не приветствуется.
– Это можно делать постепенно. И в такого рода проектах все масштабируется. Может быть, здесь стоит привести в пример Питер-Купер-Виллидж.
– Хорошая мысль. Или остров Рузвельта. Но это должны быть аналоги. Чтобы показать, что подобное уже делалось. – Она в задумчивости передвигала вилкой остатки салата у себя на тарелке. – Как это вяжется с тем, о чем мы говорили до этого, о пузыре межприливного жилья, который должен лопнуть?
– Там мы будем шортить. А здесь – лонговать.
– И вы все так же думаете, что забастовка домовладельцев может вызвать резонанс?
– Да. Но смотрите, если вы на это пойдете, то вашему правительству следует хорошо подготовиться. Потому что, когда обвал случится, правительству придется национализировать банки. И больше не придется их спасать и заставлять налогоплательщиков все оплачивать. Вы соберете все крупные банки и инвестиционные фирмы. Они запаникуют, но вместе с тем скажут: отдайте нам все деньги, что мы потеряли, иначе вся экономика рухнет. Они будут этого требовать. Но Федрезерв в этот раз ответит: «Да, конечно, мы спасем ваши задницы, перезагрузим финансовую систему вливанием кучи государственных средств, но теперь вы перейдете в нашу собственность. Вы теперь будете работать на народ, то есть на правительство». А потом вы заставите их опять брать кредиты. Они станут чем-то вроде щупалец федерального осьминога. Кредитные союзы. И финансовая система снова станет функционировать, но теперь будет работать на благо людей. Они работают на нас, мы инвестируем в то, что кажется достойным. В любом случае результат принадлежит нам.
– Включая катастрофы?
– Они и так наши! Так почему бы и нет? Почему бы не принимать не только плохое, но и хорошее?
Шарлотт наклонилась и чокнулась своим стаканом воды с моим.
– Ладно, – ответила она. – Мне нравится. Федрезерв сейчас возглавляет мой бывший муж, я вижу в этом маленькое преимущество. Могу это с ним обсудить.
– Не надо его предупреждать, – сказал я, сам не зная, что имел в виду.
– Не надо? – переспросила она, видя мою неуверенность.
– Не знаю, – признался я.
Она коротко улыбнулась.
– Над этим можем подумать позже. В смысле, они должны об этом знать. Это должен быть план, о котором будет хорошо известно, который будут обсуждать. Я хочу вас нанять. А еще лучше, чтобы вы предложили свои услуги добровольно. И вошли в правление кооператива.
Теперь настал мой черед улыбаться.
– Нет. Слишком много хлопот. К тому же я вообще не вхожу в кооператив.
– А вы вступите. Мы продадим вам долю.
– Я бы имел на это право, будь я настолько глуп, чтобы состоять в правлении. Но должен признать, я как раз подумываю о том, чтобы купить долю. Может быть, это вы уговорили меня заплатить полную цену.
– Даже если так, вы все равно должны быть в правлении.
– Это будет внеурочной работой.
– Но на своей-то работе вы ничем не управляете. Просто играете! Как в покер!
Я поджал губы:
– А я думал, это нечто большее. Вы же сказали, вам нравится мой план.
– Проект реконструкции – да. Анализ – да. Это мне нравится. Игры – нет.
– Это торговля. Создание рыночной ценности.
– Прошу вас, не надо, а то меня сейчас стошнит.
– В таком случае возьмите тазик, потому что мир устроен именно так.
– Но меня от этого зло берет.
– Миру на это наплевать. Как вы уже, несомненно, заметили.
Она усмехнулась:
– Да, заметила. В своем преклонном возрасте. Который теперь, к слову, бьет меня по голове. Мне нужно поспать. Но слушайте, ваши планы мне правда нравятся. – Она встала, взяла свою тарелку и свободной рукой погладила меня по голове, словно я был золотистым ретривером. – Вы очень хороший молодой человек.
– А вы очень хорошая пожилая женщина, – я не смог удержать язык за зубами.
Она улыбнулась.
– Простите, – извинилась она. – Я не хотела задаваться. А вы тот еще тип, вот что я скажу.
И, ухмыляясь, отошла к лифтам. И, когда входила в кабину, на ее лице все еще была улыбка.