– Вот бы порывы ветра окрашивались в разные цвета, чтобы вы их видели, – пустилась она в фантастические рассуждения. – Интересно, можно ли выпустить цветные сигнальные ракеты или создать что-то вроде тумана с подветренной стороны? Было бы здорово увидеть ветер.
Она сочла, что это хорошая идея, которую надо воплотить в какую-нибудь следующую бурю. «Ветер как алеаторное искусство» – звучит неплохо. Невидимая сущность разрывала мир с такой силой, что каким-то образом становилась видимой или по крайней мере, как показала резкая дефенестрация института, предельно ощутимой. Этот треск, этот рев, эти крики ужаса! Кадры получились что надо. Но в этом отношении буря вообще оказалась очень полезной.
Амелия и люди, приютившие ее, были не единственными, кому пришлось несладко, да и отделались они легче многих. Поэтому Амелия продолжала комментировать бурю, но особенно большой аудитории не собиралось – слишком высока была конкуренция. Зато ей хотя бы не грозило погибнуть, как и «Искусственной миграции» с Франсом. По крайней мере так казалось до тех пор, пока осколок разбитого окна не угодил в дирижабль, прорезав несколько баллонетов. После этого ветер проник внутрь судна. И начались танцы!
* * *
Франс был спущен на землю и там выбит, будто огромный ковер. Дирижаблю потребовался ремонт, прежде чем Амелия смогла вернуться в воздух. Его выполнила наземная команда ближайшего аэродрома, которая оказалась рада запустить облачную звезду обратно в воздух – и ненадолго засветиться в облаке в ее шоу. После этого Амелия, набрав высоту примерно в тысячу футов над землей, направилась обратно в город.
То, что она увидела по пути, ошеломило ее. Нижний участок долины реки Гудзон остался без листьев и выглядел так, будто сейчас середина зимы – только вот многие деревья были повалены на землю, а если и удержались, то протягивали к небу свои сломанные ветви. Это было много заметнее ущерба, причиненного зданиям, который сводился преимущественно к разбитым окнам и снесенным крышам. На ремонт домов теперь требовался не один месяц, но с деревьями хуже – они будут расти несколько лет. И еще животные, которые жили в лесу, – они пострадали не меньше.
– Ого, – проговорила Амелия своим зрителям. – Как плохо. – Ее комментарии в этот день не отличались особым красноречием. А чуть позже, совсем смятенная, она предоставила Франсу объявлять, над чем они пролетают, а сама уже не говорила ничего.
Приблизившись к городу, она увидела кластер Клойстер – он возникал над горизонтом задолго до того, как там стало различаться что-либо еще. Роща из шипов, пронзающих небо.
– Что ж, хоть башни устояли.
Она направилась к городу вдоль фьорда, а когда поравнялась с высотками в аптауне, немного замедлилась, так, что вместе с небоскребами Хобокена они особенно эффектно нависли над крейсирующим дирижаблем с обеих сторон. Гудзон в эти минуты напоминал затопленный пол в комнате, лишенной крыши. Ощущение создавалось жутковатое.
Наконец, она повернула в сторону города, чтобы посмотреть на Центральный парк. И, как все, пришла в шок от постигшей его разрухи. Теперь там разбили палаточный городок, размеченный сотнями поваленных деревьев, и дыры рядом с их корнями придавали парку вид кладбища, где все мертвые выбрались из могил и сбежали, оставив за собой только разрытые могилы. Повсюду люди, будто муравьи. Они ютились здесь, скорее следуя инстинкту держаться вместе, как показалось Амелии. Затем она увидела, что на площадях Морнингсайд-Хайтс, вокруг черных отметин потухших костров, тоже собирались люди. Некоторые стояли, выстроившись в ряды, – достаточно организованно, чтобы предположить, что это военные. Армия на улицах города. Что это значило, она не знала. Весь город был погружен в хаос.
– Это так грустно, – проговорила она. – Понадобятся годы, чтобы все это восстановить.
По радиосвязи пришло автоматическое сообщение – попросили держаться вне воздушного пространства города. Она наказала Франсу немного набрать высоту и обогнуть Манхэттен вдоль берега. С запада на город надвинулась группа пухлых летних облаков, и благодаря их чередованию с проникающим солнечным светом долгий хребет Манхэттена напоминал пегого дракона, который, убитый, упал на брюхо в бухте. Амелия позвонила домой, сказать Владе, что сделает еще круг-другой и вернется. Он, было слышно, сидел в столовой с остальными. Она со всеми поздоровалась.
– Похоже, в аптауне сверхнебоскребы не слишком пострадали, – сообщила она. – Вы об этом знаете?
– Мы слышали, там все хорошо, – ответила Шарлотт.
– Прошлой ночью туда устремились люди, – добавил Владе. – Пытались прорваться и найти укрытие, но их не пустили.
– А разве нельзя использовать их как временные убежища? Там, наверное, разместились бы все, кто сейчас сидит в Центральном парке.
– Вот и я так подумала, – согласилась Шарлотт. – Но мэр считает иначе.
– Вот черт!
– Вот и я так подумала.
– Привет, Амелия! – донесся голос Роберто.
– Роберто! Стефан, ты тоже там?
– Я здесь.
– Как я рада слышать вас! Чем занимались в бурю?
– Нас чуть не сожрали ондатры, – выпалил Роберто.
– Ну нет! Я люблю ондатр!
– Но мы их от этого отговорили, – продолжил Стефан. – Теперь они нам тоже нравятся.
– Может, их получится поизучать. Они скоро будут делать ремонт, прямо как мы. Я видела, прилив был очень сильный.
– Двадцать два фута! – воскликнули мальчики.
– Много зданий упало. А как у нашего были дела? – спросила Амелия.
– Хорошо, – сказал Владе. – Сады сдуло, но окна выдержали. Оно у нас старое, но крепкое.
– Сады сдуло? Что же мы будем есть?
– Рыбу, – ответил Владе. – Моллюсков. Устриц. Все такое. Какое-то время, может, будем пользоваться социальной помощью.
– Нехорошо.
– Все будут.
– Но не те, кто живет в сверхнебоскребах, – заметила Шарлотт.
– Мне это не нравится, – сказала Амелия.
Она сказала им, что даст знать, когда будет подлетать к зданию, и отключила связь. Затем устремилась обратно на север над Ист-Ривером, глядя на разруху в мелководье Гарлема, Куинса и Бронкса, а после на громадные башни кластера Клойстер, сверкающие и переливающиеся разными цветами на солнце. Ее дирижабль поднялся до 2500 футов, но самые высокие из башен все равно нависали сверху.
Амелия вспомнила историю мальчиков про ондатр. Подумала о том, сколько зверей погибло при таком сильном приливе. Она даже видела груды их тел, собранные, будто дрова для костра, на просторном лугу к северу от парка.
Когда она поняла, что это была за куча, что-то в ней переменилось, будто ключ повернулся в замке, и она с тяжестью села на кресло у себя на мостике. Невидящим взглядом уставилась на город и долго так просидела, не замечая времени, а потом постучала по клавишам, чтобы вернуться в эфир, и обратилась к своим зрителям со всего мира:
