– Да.
– Так я и думал. Чего она хотела?
– Поддержки.
– Конечно, но… круто!
Она посмотрела на меня и улыбнулась:
– Это может быть реально интересно.
Позднее похолодало, волны чуть увеличились, и я повернул Буревестника к берегу, планируя заночевать на пристани в бухте Оушен-Сити, где можно было подзарядить батареи, а на рассвете отправиться дальше. Начальник пристани сообщил по радиосвязи, что свободное место у них есть. Поскольку солнце уже садилось за мэрилендский горизонт, я прошел за волнолом и, следуя указаниям начальника пристани, нашел место. Шарлотт привязала к утке один фалинь, я другой, и все было готово. После того как я поставил батареи заряжаться, мы вдвоем вышли в ресторанчик с выходящими на пристань окнами. «Конец шоссе 50». Прекрасный вид. Я мог устроить на борту барбекю, но не хотелось. Здесь было лучше, а мы хотели отдохнуть и побыть вне своего борта.
За ужином мы говорили не только о деньгах и политике, но еще о музыке и о городе. Она родилась и выросла в Линкольн-Тауэрсе, прямо на Гудзоне. А я рассказывал об Оук-парке, штат Иллинойс, мы ели вермишель с морепродуктами и распивали бутылку белого вина. Она не сводила с меня глаз, но я не чувствовал, будто за мной наблюдают или оценивают. Я попытался объяснить, что торговля интересует меня больше как загадка, которую нужно разгадать, или как история, которую нужно собрать по крупицам из массива данных. Я рассказал о своей теории многожанрового экрана, позволяющего увидеть разом весь мировой разум. Коллективный интеллект.
– Как история мира, – сказала она, когда я попытался это описать.
– Да, которую можно наблюдать на экране. История в процессе свершения.
– И которую можно оценить количественно. И делать на нее ставки.
– Да, именно. История, превращенная в игру на деньги.
– Она, наверное, всегда такой была. Но хорошо ли это?
Я пожал плечами:
– Раньше мне казалось, что да. Мне это само по себе нравилось. Но сейчас я думаю, это должно быть нечто большее, чем что-то, на что можно делать ставки. Как этот строительный проект, это скорее, даже не знаю…
– Как вершить историю.
– Может быть. По крайней мере что-то вершить.
– Ты получил, что хотел, когда сходил к Рамиресу?
– Ну, я выкупил его долю. А он не стал сопротивляться. Думаю, потому что его охрана нарушает закон. Я мог бы вовсе сжечь мосты, но не знаю… Он сказал, мы еще увидимся. И я не понимаю, что мне по этому поводу думать.
– Они не уйдут, – проговорила она, глядя на меня с легкой улыбкой.
Я был наивен? Мне еще следовало чему-то учиться? В ее взгляде была нежность? Во всех случаях – да. Я чувствовал смятение. Но этот ее взгляд – он заставил меня улыбнуться, я не мог удержаться. Она смотрела так нежно.
Когда мы встали, чтобы отправиться обратно к лодке, мне было хорошо. Сытый, чуть хмельной. Я слушал. Меня слушали. На пристань мы возвращались, шагая под руку. На лодке я включил фонарь и помог ей спуститься в каюту, там были две кровати, придвинутые к противоположным стенкам узкого пространства. На гостевой койке стояли ее сумки, она переместила их на полку, висевшую сверху, покопалась внутри и достала душевые принадлежности и какую-то одежду, вероятно пижаму. Выложила все это на кровать, и мы поднялись в кабину, где сели в свете звезд, слегка расплывчатых в соленом воздухе. У меня оставался еще скотч, но он был в каюте, да нам и не хотелось пить. Мы сидели, опершись головами о борт, прижавшись плечом к плечу.
Ладно, она мне нравилась. Более того, я ее хотел. Значило ли это, что я поддавался власти? Правда ли это – что власть может привлекать сексуально? Я не мог этого понять, даже в тот момент, когда смотрел на нее и думал о том, как она красива. Власть исходит из ствола пистолета, как неоспоримо выразился Мао, но ствол пистолета совершенно не сексуален – по крайней мере, если вы нормальный человек, который ценит жизнь и считает, что секс – это весело, а пистолеты – мерзко и отвратительно. Нет, власть несексуальна. А вот Шарлотт Армстронг – да.
Только что это значило? Она на шестнадцать лет старше – срань господня! Когда мне самому будет шестьдесят и я, надеюсь, буду еще здоров и телом, и душой, ей будет семьдесят шесть, ух! Это уже что-то за гранью. А если мне повезет дотянуть до семидесяти, ей будет восемьдесят шесть и она будет совсем-совсем уже древней. Что так, что эдак, различие между нами казалось огромным, будто Большой каньон.
Но сейчас было сейчас. Ко времени же, когда наступит это будущее, я полагал, что либо она раскусит меня и бросит, либо я заболею раком и умру, либо, что вероятнее всего, она умрет и оставит меня искать утешение с какой-нибудь тридцатилеткой. Я мог вступить в какой-нибудь мерзкий линейный брак в духе Маргарет Мид
[154] или Роберта Хайнлайна: сначала жениться на чересчур старой женщине, а потом на чересчур молодой. Звучало ужасно, но что мне было делать? Некоторым везет находить себе партнера своего возраста, который знает все те же песни, понимает те же отсылки и все такое, ну и молодцы! У остальных же как получится. А от одной мысли о том, что она могла надрать кучу задниц по всей стране, я расплывался в улыбке. Это было бы забавно!
– Ладно, – проговорил я после долгого молчания, – идем вниз.
– Зачем?
– Что зачем? Сама знаешь зачем. Чтобы заняться сексом.
– Секс, – усмехнулась она, будто то ли не верила услышанному, то ли забыла, что это вообще такое. Но уголки ее губ тронула лукавая улыбка, и когда я ее поцеловал, то очень быстро понял, что она прекрасно знала, что это.
Е) Амелия
Вид на город с моста Куинсборо всегда таков, будто смотришь на него впервые и он, сумасбродный, впервые обещает тебе явить все тайны и всю красоту этого мира.
Ф. Скотт Фицджеральд
В небе над гаванью Нью-Йорка тихий весенний день, год 2143-й. Ясно, видимость сорок миль.
Амелия взяла Стефана, Роберто и мистера Хёкстера с собой на «Искусственную миграцию» и приказала Франсу подняться на высоту две тысячи футов, чтобы получить хороший вид на бухту. Мистер Хёкстер был счастлив увидеть город с такого чудесного ракурса и собирался сделать несколько фотографий для картографического проекта, который как раз обдумывал. Ребята же были рады насладиться видами, а заодно проверить, можно ли разглядеть с воздуха ондатр.
– Я их постоянно вижу, – заявила Амелия. – Вам точно понравятся телескопы, которые есть у Франса.
Когда они поднялись в воздух, мальчики и мистер Хёкстер совершили экскурсию по гондоле, а Амелия им все объясняла – даже показала следы от когтей, оставленные белыми медведями, при воспоминании о которых ей теперь становилось немного горько. Это была лишь одна из неудач, что постигали ее в прошлом. В ее кампаниях случалось всякое – и гибель животных не была редкостью. Сейчас, когда она провела рукой по медвежьим отметинам и показала, как те падали вдоль коридоров, внезапно ставших вертикальными, ей удалось представить эту историю в забавном ключе. Категория: Глупые решения Амелии, Выпутывание из затруднительных ситуаций. Эта категория была одна из самых обширных. А сама ситуация не относилась к тем, что закончились плохо.
