– Давайте пообедаем, – предложила она после того, как мальчики и мистер Хёкстер справились с первоначальным восторгом.
Они собрались на носу гондолы, где могли сквозь стеклянный пол смотреть на город, пока ели тофубургеры, приготовленные Амелией на кухне.
– Сколько миль ты пролетела на этой штуковине? – осведомился мистер Хёкстер.
– Наверное, уже миллион есть, – ответила Амелия.
Она спросила то же у Франса, и тот своим спокойным, невозмутимым голосом ответил:
– Вместе мы преодолели миллион двести тысяч восемнадцать миль.
Хёкстер присвистнул.
– Можно было пятьдесят раз облететь вокруг планеты, если двигаться вдоль экватора. Если не больше.
– Наверное. Я здесь много времени провела. Это теперь у меня вроде своей маленькой небесной деревни. Или, можно сказать, небесный коттедж. Было время, когда я вообще отсюда не спускалась.
– Как барон на дереве, – сказал Хёкстер.
– Кто это такой?
– Молодой барон, который однажды забрался на дерево в Италии и потом за всю жизнь никогда больше не спускался. Предположительно.
– Ну да, так и у меня было. Несколько лет.
– Лет?
– Ага. Наверное, около семи.
Хёкстер и мальчики уставились на нее.
– Ты находилась здесь одна целых семь лет? – изумился Хёкстер.
Амелия кивнула, чувствуя, как краснеет.
– Зачем? – спросил Роберто.
Она пожала плечами и вспыхнула еще сильнее.
– Я и не знаю толком. Хотелось от всех отстраниться. Наверное, мне не нравились люди. Произошло кое-что дурное, и мне хотелось уйти. Я так и сделала, а потом запустила все это дело с «Искусственной миграцией», поняла, что могу общаться с людьми отсюда, так, словно они не настолько и плохи. Я кое-как привыкла снова общаться с ними отсюда через облако, а потом один раз, когда пролетала над Нью-Йорком, в Мете оказалась свободная мачта, и я познакомилась с Владе: он поднялся в купол и понравился мне. С ним было очень комфортно, и потом всё и пошло, и пошло…
Все задумались над ее рассказом.
– А Владе знает, какую роль сыграл в том, что ты вернулась? – спросил мистер Хёкстер.
– Нет, вряд ли. Знает только, что мы друзья. Но люди… не знаю. Они думают, что я более нормальная, чем на самом деле. Не видят меня настоящей.
– Мы тебя видим, – заверил ее Роберто.
– Да, вы видите.
Они поговорили о животных, за которыми ей доводилось наблюдать. Амелия сказала, что у нее где-то был список, но сейчас не хотелось всех перечислять.
– Давайте лучше будем высматривать новых.
Они летели над городом. Вокруг во все стороны простиралась широкая гладь воды, где вдоль бухты протянули свои колючие спины гигантские морские змеи – Манхэттен, Хобокен, Бруклин-Хайтс, Статен-Айленд. Вдалеке всюду простиралась земля, зеленая и ровная, за исключением юга, где тусклым старым зеркалом поблескивал Атлантический океан.
– Смотрите, – сказал старик, глядя в один из телескопов. – Кажется, там стайка морских свиней. Или это косатки, как думаете?
– Вряд ли косатки стали бы заходить в бухту, – усомнилась Амелия.
– Но они такими большими выглядят!
– Да, немаленькие. Но и мы летим довольно низко. Может, это речные дельфины, я знаю, что их завозили сюда из Китая, чтобы спасти от вымирания.
Спины, похожие на китовые, гладкие и гибкие. Всего около двадцати, они поднимались к поверхности и выдыхали водяной пар, точно киты.
– Мистер Хёкстер, мне кажется, это киты Мелвилла! Они приплыли за ним!
– Интересная мысль, – улыбнулся Хёкстер.
Пролетая на север над Гудзоном, они видели, что берег Джерси в преддверии зимы уже обледенел.
– На таких побережьях, как это, у нас больше всего шансов увидеть жилища бобров или ондатр, – сказал Хёкстер, не отрываясь от телескопа. – Присмотритесь к ним.
Мальчики на какое-то время этим занялись, но потом стали снова рассматривать город. Большинство причалов уже восстановили, и они теперь тянулись вереницей вдоль берега Манхэттена. Высотки аптауна сверкали изумрудными, лимонными, бирюзовыми и фиолетовыми красками.
– И где ваше болото? – спросила Амелия.
– Возле того высокого тощего здания, – сказал Роберто.
– Ах, высокого тощего здания? Ну да, это же такая редкость!
– Ой, точно. У фиолетового. На востоке от него. Раньше там был ручей. Там должен получиться хороший солончак, и можно построить пару платформ мистера Гэрра, чтобы его изучать и за ним ухаживать.
– Я рада, что вы этим занялись. Но разве вы не должны быть взрослыми, чтобы владеть собственностью?
– Не знаю. Но мы же как холдинговая компания.
– Я думал, у вас институт, – проговорил мистер Хёкстер.
– Вы же тоже состоите! И да, так и есть. Манхэттенский институт изучения животных.
– Я думал, это Институт Стефана и Роберто, – сказал Хёкстер.
– Так только вы его называете. Я хотел назвать Институтом бездомных животных, но за это не проголосовали.
– Потому что у животных всегда есть дом, – который раз объяснил ему Стефан.
– Так это правда, что эти высотки сейчас почти все заселены? – спросила Амелия, отвлекая их от незавершившегося спора.
– Я слышал, что да, – ответил мистер Хёкстер. – Новый налог на отсутствие оказался довольно действенным. Из-за него и налога на капитальные активы владельцам приходится либо их занимать, либо продавать тем, кто займет. И вроде бы по новому городскому закону запрещается, чтобы жилье в них стоило слишком дорого. Даже сама мэр этим воспользовалась. Я читал, что на одном этаже в кластере Клойстер можно расселить до шестисот человек.
– А как они добавляют сантехнику на такое количество людей?
– Должно быть, протягивают наружные трубы.
– Выглядит странно.
– А мне эти высотки нравятся. Раньше они казались жутковатыми, такие все ровнехонькие, плавные. Им не помешает немного новых деталей. Немного Нью-Йорка.
– И сточных труб!
– Вот и я о том же.
– А мне нравится, что они плавные, – сказала Амелия. – Нью-Йорк всегда был плавным.
С их высоты люди, толпящиеся на тротуарах и площадках аптауна, казались размером с мелких муравьев.
– Неужели там правда найдется место для всех этих людей? – усомнилась Амелия.
Хёкстер покачал головой:
– Многие из них приходят только на день и вечером уезжают.
– Но многие ведь должны здесь жить.
