– Ну, если ты говоришь… Но смотри, ты врезаешься, пусть по своему тайному каналу, но уже в следующий момент мы сидим запертые в контейнере, будто в каком-то лимбе. Может, облако убило нас и мы сейчас мертвы.
– Нет. Это было «В поисках Годо». Мы просто в контейнере. Где-то окруженные водой, которая шумит снаружи, и все такое. С плохим питанием.
– В лимбе тоже может быть плохое питание.
– Матт, я тебя умоляю. Ты что, после четырнадцати лет совершенно не буквалистского мышления сейчас решил добить меня метафизикой? Я не уверен, что это вынесу.
Матт пожимает плечами:
– Ну, это так таинственно, только и всего. Очень таинственно.
Джеффу остается на это лишь кивнуть.
– Расскажи мне еще раз, к чему должна была привести твоя врезка.
Джефф выставляет перед собой руку для большей убедительности.
– Я собирался сделать метаврезку, чтобы с каждой сделки, проведенной на ЧТБ, по пункту отчислялось в оборотный фонд Комиссии.
Матт смотрит на друга:
– По пункту со сделки?
– Я сказал «по пункту»? Ну, наверное, по сотой части пункта.
– Если и так. Значит, у Комиссии в оборотном фонде вдруг должен появиться триллион долларов, который взялся неизвестно откуда?
– Это не настолько много. Всего несколько миллиардов.
– В день?
– Ну, в час.
Матт непроизвольно встает с места, глядя на Джеффа, – тот уставился в пол.
– И ты еще думаешь, почему они нас схватили?
Джефф пожимает плечами:
– Это может быть и из-за других моих дел, они, знаешь ли, может, впечатляют даже больше этого.
– Больше, чем воровство по несколько миллиардов долларов в час?
– Это не воровство, а перенаправление. В Комиссию все-таки. Такое вообще, может быть, происходит постоянно. И если так, кто это знает? Знает ли Комиссия? Это надуманные триллионы – деривативы, ценные бумаги, доли во всяких смешанных бондах. Если бы кто-то врезался, если бы врезались постоянно – никто бы не узнал. Просто какие-то счета в налоговой гавани немного бы выросли, и никто бы даже ухом не повел.
– Тогда зачем ты это сделал?
– Чтобы предупредить Комиссию, что такое может произойти. И может, заодно ее профинансировать, чтобы там они смогли разобраться с этой фигней. Нанять кого-нибудь из хедж-фондов, придать закону силу. Создать какого-нибудь шерифа, если на то пошло!
– Так, значит, ты хотел, чтобы они там, в Комиссии, заметили.
– Наверное. Да, хотел. Комиссия – да. Я ведь чего только не делал. А заметили, может, вовсе и не это.
– Не это? А что еще ты делал?
– Устранил все те налоговые гавани.
Матт пристально смотрит на него:
– Устранил?
– Я изменил список стран, куда запрещено отправлять средства. Знаешь же, есть десять стран – спонсоров терроризма, куда нельзя переводить деньги? Так вот, я добавил к этому списку все налоговые гавани.
– Типа Англии?
– Все.
– И как теперь должна работать мировая экономика? Деньги же будут перемещаться, если не будет этих убежищ.
– Так не должно быть. Убежищ не должно быть.
Матт вскидывает руки:
– А еще что ты сделал? Если не секрет, конечно.
– Добавил Пикетти
[58] в Налоговый кодекс США.
– В смысле?
– Ввел резкий прогрессивный налог на основные средства. Чтобы все основные средства в США облагались налогом по прогрессивной ставке и она доходила до девяноста процентов для всех хозяйств, имеющих свыше ста миллионов.
Матт делает несколько шагов и садится на свою кровать.
– То есть это как… – Он делает рукой режущее движение.
– Это то, что Кейнс
[59] называл «эвтаназией рантье». Да. Он ожидал, что так будет, еще два века назад.
– А разве он не говорил еще, что большинство якобы самых умных экономистов – идиоты, работающие по идеям, придуманным сотни лет назад?
– Что-то такое было, да. И он был прав.
– Да, но сейчас ты занимаешься тем же самым?
– Это казалось хорошей идеей в свое время. А Кейнс времени не подвластен.
Матт качает головой.
– Обезглавливание олигархии – еще это так называют вроде? В смысле, гильотина, да?
– Только в отношении денег, – говорит Джефф. – Им отнимут не голову, отсекут только деньги. Избыточные деньги. У каждого останутся последние пять миллионов. Пять миллионов долларов – это же достаточно, да?
– Денег никогда не бывает достаточно.
– Так только говорят, но это неправда! Через некоторое время ты уже покупаешь мраморные стульчаки и летишь на частном самолете на Луну, пытаясь потратить лишние деньги, но на самом деле все, что ты за них получаешь, – это телохранители, бухгалтеры, чокнутые дети, бессонные ночи и кислотная отрыжка! Если их чересчур много, это становится проклятием! Как прикосновение Мидаса
[60].
– Этого я не знаю. Надо попробовать на себе, чтобы узнать. Я бы вызвался на пробу, потом бы тебе сообщил результат.
– Все так думают. Но пользу от избыточных денег никто не получает.
– Польза есть. Они раздают деньги, делают добрые дела, хорошо питаются, развиваются.
– Ничуть. Они нервничают и сходят с ума. А их дети и того хуже. Нет, это для них одолжение!
– Обезглавливание – вот уж одолжение так одолжение! Люди в очередь выстраиваются под гильотиной. Пожалуйста, пропустите меня вперед! Рубаните мне здесь!
Джефф вздыхает:
– Я думаю, со временем мир это поймет. Люди увидят, что в этом есть смысл.
– Когда все эти головы покатятся, они повернутся друг к другу лицом: «Эй, вот здорово! Какая классная идея!»
– Еда, вода, кров, одежда. Все, что нужно.
– У нас это и здесь есть, – указывает Матт.
Джефф снова вздыхает, еще тяжелее.
– Это не все, что нам необходимо, – не унимается Матт.
– Это казалось хорошей идеей!
– Но ты сам рассказал. Да это и невозможно скрыть. Это как нарисовать где-нибудь граффити.
