Но она не могла, и уж точно не на исходе этого дня, когда нужно было лететь обратно, бежать из офиса и добираться домой. Идти пешком некогда – лучше сесть на вапо, а то и поймать водное такси.
Возвращаясь над бруклинской отмелью к авианосцу в Тёртл-Бей, стоявшему на якоре у здания ООН, Шарлотт сидела у окна левого борта и восхищалась видом города в предзакатном свете. Солнце окрашивало каналы, и лес неприметных строений походил на ряды стоячих камней какого-нибудь полузатопленного Авалона. Черные колонны, частично погруженные в воду; вид сюрреалистический, к нему невозможно привыкнуть – он никогда не переставал казаться странным, пусть даже Шарлотт прожила здесь всю жизнь. И все же, несмотря ни на что, когда Шарлотт смотрела на город, ее наполняло ощущение чуда и даже гордости.
Посадка на авианосец. Спуск по пандусу к причалу. Переход маленькими шажками, в окружении толпы людей на переполненный вапоретто, направляющийся в город. Грохотание от причала к причалу, чтение отчетов, пока люди то сходят, то заходят, снова и снова. Она сошла на пристани рядом со своим офисом и заглянула туда, совсем ненадолго.
Когда она уже уходила, ее встретила Рамона с людьми из окружного офиса Демократической партии. Шарлотт пожала плечами, едва не сказав: «Я уже ушла», но прикусила язык. Она не понимала, что эти люди здесь делали. Сойдя на пристань, они спросили, не желает ли она баллотироваться в конгресс от Двенадцатого округа, куда входила затопленная часть Манхэттена и Бруклин. Место этого округа в Конгрессе считалось спорным и уже много лет представляло больше моллюсков, чем людей, да и людьми теми были только нелегальные поселенцы, коммунисты и прочие.
– Ни в коем случае! – ответила Шарлотт, пораженная. – А кандидат от мэра что?
Галина Эстабан выставила своего помощника Танганьику Джона, чтобы тот сменил старого конгрессмена, который, наконец, уходил после многих лет в этой должности. Такой выбор никого не радовал, но в партии существовала своя иерархия: нужно было начинать со дна и подниматься шаг за шагом – школьный совет, городской совет, законодательное собрание штата, а потом, если покажешь преданность команде, верхушка даст тебе партийную поддержку и поможет идти дальше. Такой уклад существовал уже много веков. Иногда бывало, что люди со стороны выражали свое недовольство, а иногда некоторые из них даже разрушали порядок вещей и избирались, но потом их изгоняли из партии, и ничего с этим поделать было нельзя. Так они попусту растрачивали свое время и те небольшие деньги, что удавалось привлечь для поддержки столь донкихотских идеалов.
Но эти люди, что просили Шарлотт баллотироваться, были из партийного офиса, даже из центрального парткомитета, и это слегка меняло дело. А может, и не слегка. Эстабан сама пришла со стороны, чем, пожалуй, это можно было объяснить. Пришла звездой, нарушив иерархию, потом набрала влияния и выдвинула собственного помощника на совершенно левую должность, никак не связанную с ее деятельностью, и это неправильно. А Танганьика Джон был у нее мальчиком на побегушках. Тем не менее выдвинуться против нее было делом проигрышным, а также ужасной тратой времени.
Шарлотт указала на это быстро и вежливо, как только могла, после чего запрыгнула в вапоретто, любезно загромыхавшее в направлении парка, а ее собеседники картинно закричали вслед с отчаянными мольбами.
– Подумай над этим! – громко молили Рамона и остальные, когда вапо двинулся к следующей остановке. Они выкручивали себе руки, будто голодные побирушки.
– Подумаю! – довольно солгала Шарлотт. Все это раздражало ее, но вместе с этим и забавляло. Забавляла даже сама мысль об этой глупости, на которую ей просто не надо было соглашаться, лишь сказав: «Хрен вам!»
Вапо взял влево по 23-й и высадил ее на пристани перед Флэтайроном, где она села в лифт до уровня крытого перехода. Зашагала на запад к Уан-Мэдисону, традиционно ругая его, пока шла по переходу, а потом над 23-й, к своему дому. К себе в комнату она попала как раз вовремя, чтобы успеть переобуться, сгрызть яблоко и умыться. В зал заседаний она вошла, когда там все уже было готово к началу.
Она села, чувствуя себя немного неуверенно, будто была еще на море или в воздухе. Остальные члены совета посмотрели на нее удивленно – видимо, заметив ее неуверенность, – но она ничего не сказала, ничего не стала объяснять и сразу начала собрание:
– Ладно, начнем.
До третьего пункта добрались довольно скоро.
– Итак, это предложение выкупить здание. Что будем делать?
Она посмотрела на остальных, и Дан, бывшая также юристом, сказала:
– Мы обязаны им ответить, официально и с проявлением должной осмотрительности.
– Я знаю. – Шарлотт ненавидела эту фразу – «с проявлением должной осмотрительности», но сейчас было не время на это указывать. Да проявляю я вашу занудную осмотрительность, ага!
– Итак, – продолжила Дана, – договор требует, чтобы мы ставили любые вопросы о собственности на голосование всех членов.
– Я знаю, – ответила Шарлотт. – Но мне интересно, действительно ли это вопрос собственности.
– Что ты имеешь в виду? Они предлагают выкупить здание.
– Вот я и говорю, реальное ли это предложение? Или, может, это какое-то подставное лицо, которое используют, чтобы узнать нашу оценку или вроде того?
– А какое это имеет значение?
– Ну, если это просто проверка ради сравнительной оценки, то мы как правление должны просто отказаться от этого, не вынося на голосование.
– Неужели?
– В каком смысле «неужели»?
– В смысле, ты действительно считаешь, мы можем определить, что это ложное предложение? Еще и с достаточной уверенностью, чтобы отказаться от своей обязанности вынести его на голосование членов?
Шарлотт задумалась.
Пока она думала, Дана продолжила:
– На самом деле, если мы отклоним предложение решением совета, они могут выйти с ним еще раз, и получится, что мы нарушили требование.
– Требование чего – нашего кооперативного договора или городского закона?
– Не знаю точно, может, того и другого.
– Хотела бы я это выяснить, прежде чем мы решим, – ответила Шарлотт. – Мы, наверное, можем отложить еще раз, поизучать этот вопрос, а потом уже действовать?
Говоря это, она чувствовала, что хмурила брови и лицо ее напряжено. Ей так хотелось отклонить предложение, что крутило живот и начинало стучать в висках. Но Дана была хорошим юристом и хорошим человеком, и, наверное, им действительно следовало придерживаться порядка, делать все как должно, чтобы ненароком не дать врагу, или кто это там был, преимущества. Так что Дану стоило послушать.
– Но сегодня мы можем это отложить, немного разузнать, а потом вернуться к вопросу на следующем заседании? Пожалуйста.
– Наверное, – ответила Дана. – Возможно, нам нужно больше информации, чтобы решить. Можем мы поговорить с людьми, которые это предлагают? Узнать, что у них на уме?
