– В этом случае следует. – И посмотрел на меня взглядом, в котором не осталось и следа от нашей с ним новой связи. – Тебе будет очень интересно, – добавил он. – Может, даже выгодно.
– Выгодно? Мне?
– Возможно. И уж точно выгодно для некоторых людей в этом здании.
– Например?
– Например, для ребят, которых ты спас на той неделе. Им сейчас нужен кое-какой совет по инвестициям, и мы с Шарлотт пытаемся им помочь.
– Совет по инвестициям? Они что, стали продавать наркоту?
– Брось. Они, так скажем, получили наследство.
– От кого?
– Шарлотт все тебе объяснит. Сможешь встретиться с ней и выпить после ужина?
– Не знаю.
– Ты хочешь с ней встретиться. – Его трансильванский взгляд явно указывал на то, что мою лодку можно подвесить весьма высоко, примерно туда же, куда облачная звезда привязывала свой дирижабль.
– Ладно.
– Хорошо. Бутылка вина, сады, сегодня в десять.
– Я приду.
* * *
После этого я провел день в обычной бренности перед экраном, где сливалось вместе столько различных хронологий, что времени, казалось, не существовало вовсе. В этом безвременье я лишь сильнее убеждался в том, что пузырь межприливья становился больше и тоньше, а момент, когда он должен был лопнуть, становился все ближе. Но с наступлением зимы всей недвижимости в затопленной зоне предстояло застыть на месте, а с ней и ценам на жилье. Сдерживание волатильности посредством чрезвычайно низких температур было известным феноменом, который был эмпирически подтвержден и получил название «замораживание цен». Определенным трейдерам, приверженным самой волатильности как таковой, это явление не нравилось. О них даже шутили, мол, они готовы прыгать с небоскребов из-за чересчур стабильных курсов на бирже.
Так что бо́льшую часть дня я изучал принципы сноса подводных строений и устройства свай. А ближе к вечеру отправился домой по Ист-Ривер сквозь череду длинных теней и полос серебристого лунного света. Было холодно, и река походила на шлифованую алюминиевую тарелку под свинцовым небом. Пейзаж предвещал приход зимы, и это отвлекло меня от мысли о Джоджо – или, по крайней мере, заставило меня подумать, что я хоть ненадолго забыл о Джоджо. Да и черт с ней. Я свернул на 23-ю и зажужжал к Мету, над которым все еще нависал дирижабль Амелии Блэк, словно огромный флюгер, а вечернее солнце заливало позолоченный купол под ним. Золото против свинца – какая красота! Когда я пропыхтел в бачино, такой уютный в тени сумерек, то ощутил, что нахожусь в лучшем расположении духа, чем когда покидал офис. Вот что творит с человеком город.
Наскоро поужинав в столовой, я поднялся в сады и обнаружил, что Шарлотт уже была там – с Владе и стариком, которого привезли мальчишки, а также с Амелией Блэк, облачной крошкой, и парой мужчин, похожих на бродяг, – мне сказали, что это были кванты из сада, которые пропали, а теперь нашлись.
– В чем дело? – спросил я, принимая от Владе кофейную чашку, наполненную вином.
Шарлотт чокнулась своей чашкой с моей.
– Присаживайтесь, – пригласила она с оттенком председательской деловитости. – У нас есть к вам несколько вопросов.
Я сел напротив Шарлотт, тогда как остальные расположились вокруг нас. Амелия Блэк поставила бутылку с вином на пол возле себя.
Шарлотт начала:
– Наши мальчики, Роберто и Стефан, унаследовали кое-какие деньги.
– Наши мальчики? – переспросил я.
– Ну, вы же знаете. Они живут здесь под опекой нашего здания.
– А такое возможно?
– Все возможно, – ответила Шарлотт и нахмурилась, будто осознав неточность своего утверждения. – Полагаю, я могла бы стать им приемной матерью. Как бы то ни было, они унаследовали нечто вроде доверительного фонда.
– А они что, братья?
– Ну, как братья, – сказала Шарлотт. – В общем, это касается их обоих, и они хотят, чтобы мы тоже в этом участвовали. То есть Владе, я и мистер Хёкстер. И еще парочка друзей Владе.
– И о какой сумме идет речь? – спросил я.
– О большой.
– Насколько большой?
– О нескольких миллиардах долларов.
Я почувствовал, как моя челюсть соприкоснулась с грудью. Все смотрели на меня, как на экран, показывавший смешную комедию. Я закрыл рот и отпил из своей чашки. Отвратное вино.
– Так кто, говорите, их усыновил?
Они коротко усмехнулись моему остроумию.
– Суть в том, – начала Шарлотт, – что они хотят помочь кооперативу, и они знают вас и доверяют вам.
– Почему?
– Вот и я их об этом спрашиваю.
Они снова рассмеялись. Вместе мы напоминали комическую группу, только мне в эту минуту в голову приходило ответить лишь «Туше!». Хотя это слово никогда не служило сильным выпадом, пусть и считалось защитным термином, но я был слишком поражен тем, что эти щенята обернулись миллиардерами.
– Шучу, – успокоила меня Шарлотт. – Я вам тоже доверяю. И они сказали, что вы приходили на помощь каждый раз, когда они оказывались в беде. А теперь им нужен финансовый совет. Вот я и хочу спросить: не можете ли вы посоветовать им какой-нибудь способ вложить эти сбережения так, чтобы они находились в безопасности и при этом быстро приумножались?
Я покачал головой:
– Это противоположные вещи. Безопасность и быстрота в финансах противоположны.
Кванты-бродяги закивали.
– Экономика, – заметил тот, что поменьше.
– Хорошо, – ответила Шарлотт. – Но вы же занимаетесь как раз тем, чтобы найти между ними нужный баланс, верно?
– Верно, – ответил я чуть снисходительно, чтобы подчеркнуть чрезмерную упрощенность такого описания. – Это суть дела, можно сказать. Управление рисками.
– Так вот, нам интересно, не желаете ли вы дать нам совет на безвозмездной основе.
Я сдвинул брови:
– Обычно хедж-фонды берут два процента от вложенной суммы сразу, а потом двадцать процентов от того, что я вам заработаю сверх среднерыночного уровня за этот период. Двадцать процентов от альфы, как говорят.
– Верно, – согласилась она. – Поэтому я и сказала о безвозмездной основе.
– Но разве они не могут позволить заплатить?
– Они включают в это дело наш кооператив.
Я дал ей подумать над тем, насколько туманным было это утверждение. То есть бессмысленным. Но она упорно ждала от меня ответа. Остальные смотрели на меня, как на телевизор.
– Давайте поговорим гипотетически, – предложил я. – Во-первых, зачем вам вкладывать эти деньги в хедж-фонд? Существуют ведь более безопасные способы их вложить.
– Я думала, хедж-фонды и придуманы для безопасности. Думала, хеджирование как раз страхует риски. Ты вкладываешь таким образом, что в любом случае заработаешь, что бы ни случилось.
