– Смотрите-ка, Уродина помыла голову. От тебя больше не воняет?
Когда со второй зарплаты я позволила себе джинсы из секонд-хенда и пару новых футболок, я услышала от одной из одноклассниц:
– Эй, Уродина, ты что, на свидание собралась?
– Да нет, на кастинг в модельное агентство, – подхватила другая.
Впервые мне было совсем не обидно от их слов. Я знала, что выгляжу нормально.
Однажды меня вызвал к себе школьный психолог.
– Учителя заметили в тебе перемену. Ты стала лучше учиться, опрятно одеваешься, более уверена в себе. Мы рады за тебя, но в чем причина? Ты не хочешь рассказать нам об этом?
О, конечно, я хотела. Поделиться своим счастьем, независимостью, огромными возможностями, которые были у всех моих одноклассников с рождения, а мне достались лишь несколько месяцев назад.
Но я опустила глаза, вздохнула и пробормотала:
– Ну, переходный период, вы же сами знаете.
Если бы кто-то узнал, что я живу отдельно, да еще и работаю, меня вернули бы домой к родителям или отправили в детский дом. И то и другое было несравнимо хуже моей замечательной самостоятельной жизни.
Летом, когда занятий не было, я перешла на полный рабочий день и смогла накопить небольшую сумму, а также купить одежду к учебному году – больше я ничем не буду выделяться среди одноклассников!
В старших классах все ребята только и говорили, что о вечеринках и сексе. Я же знала, что если на переменах и в автобусе буду делать домашние задания, то могу остаться на работе лишние два часа вечером и заработать еще больше денег.
Я выглядела настолько нормальной, что со мной начали заговаривать некоторые ребята – конечно, не самые популярные, но все же. Я не поддавалась искушению завести себе друзей и держала их на дистанции – главное для меня было сохранить свою тайну. К тому же между нами лежала пропасть. Они лишь мечтали о взрослой жизни, я же жила сама по себе уже два года.
Наступил день выпускного. Все поднимались на сцену и рассказывали о своих планах. Когда же они заткнутся, чтобы я получила аттестат?
Я стояла в четырех шагах от сцены, в трех, в двух… И вот прозвучало мое имя. Я подошла к директору, пожала ему руку и прижала к груди аттестат.
Спускаясь со сцены, я поняла: я наконец-то свободна… свободна по-настоящему. Теперь все могли узнать.
Главная роль
Чтобы обрести уверенность в себе, нужно делать то, чего боишься, и вести список своих успехов.
Уильям Дженнингс Брайан
Когда я училась в пятом классе, наша учительница решила поставить спектакль для родителей. В день, когда она раздавала нам роли, я, будучи невероятно застенчивым ребенком, вжалась в парту, мечтая стать невидимой. К моему ужасу, она назвала меня одной из первых – мне досталась главная женская роль.
– Честно говоря, я не хочу участвовать в спектакле, – призналась я ей после уроков.
– Ну что ты, у тебя прекрасно получится. Ты очень выразительно читаешь, – подбодрила меня учительница.
Однако перед самым спектаклем у меня жутко разболелся живот, и ей пришлось поставить вместо меня замену. Мне казалось, я избежала огромного позора, но учительница затаила на меня обиду, думая, что я симулировала боль в животе и подставила ее.
– Я думала, тебе нравится театр, – холодно сказала она.
И это действительно было так. Позврослев, я связала с ним свою жизнь, но выбрала самую «невидимую» роль – театрального критика. Я смотрела спектакли, сидя в одиночестве в темном зале, а потом за компьютером критиковала игру и постановку. Я отрецензировала три тысячи спектаклей – слишком много «Гамлетов» и «Стальных магнолий»
[73].
Как-то раз я побывала на семинаре мотивационного оратора Майка Дули. Среди прочего он задал участникам два простых вопроса:
– В какой сфере вы хотите реализоваться?
– На сколько процентов вы уже реализовались в ней?
Всю жизнь я посвятила театру и писательству – и не хотела менять эти сферы. Но реализовалась ли я в них на 100 %? Я не могла этого сказать. И не потому, что не имела достаточных способностей и не прикладывала достаточно усилий. А потому что всегда выбирала «невидимые» роли и никогда не претендовала на что-то другое.
Я решила это исправить. Я сама напишу пьесу для одной актрисы и сама ее сыграю. Это решение казалось безумием. Я никогда не играла, никогда не писала собственных художественных произведений. Где я буду играть? Кто захочет это смотреть?
Вопросов было слишком много, но я решила просто сесть за стол и начать писать. Свою пьесу я назвала «Проклятие свитера: Пряжа и любовь». Ключевой мыслью стала примета: если свяжешь что-то для любимого, ваши отношения скоро закончатся. Вся моя жизнь была живым подтверждением этой приметы. Я любила вязать, и все мои романы рано или поздно заканчивались, не приведя меня ни к браку, ни к детям.
Я писала о незаконченных свитерах и трудных романах. И о том, что с годами найти кого-то, влюбиться и жить вместе становится все сложнее.
Писала я легко и с удовольствием и закончила через четыре дня. Слова лились из меня потоком, и я, обычно очень придирчивая к собственному стилю и слогу, перечитав пьесу, не поправила в ней ничего.
Закончив, я села на кухне с чашкой кофе и посмотрела на календарь на стене. Скоро август, а значит, в Эдинбурге состоится крупнейший в мире театральный фестиваль Фриндж. Каждый год в шотландскую столицу съезжаются тысячи актеров, дают тысячи представлений.
– По-моему, это и есть мой шанс? – сказала я себе и начала готовить «Проклятие свитера» для постановки в Шотландии. И неважно, что при этом я находилась в Техасе.
Короче говоря, для постановки моей пьесы на Фриндже мне нужно было собрать около 20 000 долларов. Когда я закончила пьесу, на моем банковском счету было 700. Но я позвонила в местный театр и спросила, не хотят ли они показать мою пьесу на своей сцене? Они сказали: «Сейчас лето, наша труппа уехала с гастролями, так что почему бы и нет».
На свои деньги я купила реквизит, театр за свои деньги отпечатал афиши. Сборы мы разделили.
В начале спектакля я озвучила свою цель – отправиться на фестиваль Фриндж. В фойе стояла коробка для пожертвований, и после каждого спектакля я находила там то пятьдесят, то сто, то двести долларов.
Всего я сыграла в этом театре четыре раза. В первый меня хотелось убежать, в четвертый я чувствовала себя так, словно играю на сцене всю свою жизнь. Зрителей на спектакли приходило мало – от десяти до сорока человек, и в этой интимной обстановке мне казалось, что я играю для друзей, а не для незнакомцев.
