– Тебя послушать, так Япония – это какая-то задница мира. Если бехеровка продается в России и США, то что ей мешает продаваться в Японии? И ты все же не рассказал, что именно за дело ты думаешь открыть здесь.
– Я? – Сандер отодвинул пустую тарелку из-под еды, подтянул поближе блюдо с закусками и наполнил стопку.
Ёситада с задумчивым видом накладывал в свой стакан с виски лед из хрустального ведерка.
– Я собираюсь открыть тут школу боевых искусств. Под названием «Русский медведь».
– Что?.. – Ёситада от неожиданности разжал щипцы, и кубик льда плюхнулся в стакан, разбрызгав по сторонам содержимое.
– Школу. Боевых искусств. Русский национальный кулачный бой. Понимаешь, у нас издревле деревнями ходили стенка на стенку.
– Скажи, что ты пошутил…
– Когда это я шутил? – Сандер нагнулся над столом и вытянул вперед руку:
– Гляди, – он загнул один палец, – во-первых – экзотика, у вас такого нет. Второе – вы, японцы, обожаете иностранщину, – он загнул второй палец. – И третье! – Сандер выставил вперед средний палец. – Здесь никто не знает, как это должно выглядеть реально! – Он рассмеялся и убрал руку.
– А кто будет тренером?
– Я, конечно, ну поначалу. А если пойдет – выпишу из России парочку бывших вэдэвэшников покрупнее. Да должно пойти.
Ёситада усмехнулся и покачал головой. И поднял стакан:
– За встречу. И пусть у нас все получится! Кампай!
– Кампай! – подхватил Сандер и залпом проглотил настойку.
– И ладно, со мной все понятно, по ходу дела разберусь. Ты. Ты мне хотел что-то рассказать. Про духов предков. А я расскажу про призрака, которого видел я.
Ёситада поднял руку и выставил ее ладонью вперед.
– Это… понимаешь, просто так не расскажешь. Я и сам, если честно, даже и не знаю, что думать. Я тут с одним человеком встретился… И мне еще самому надо все как следует переварить. Кроме того, скажи-ка мне, что ты вообще знаешь о нашей истории?
– Хм… – Сандер почесал нос и внезапно вскочил. – Я – демон седьмого неба! Я – Ода Нобунага! – завопил он и изобразил одной рукой над головой что-то вроде нимба, а другой – развевающийся сзади плащ.
– Понятно, – закивал Ёситада, – «Самурайские войны» или «Сёгун»?
– Обижаешь! Это для детей. «Сэнгоку Басара».
– Это «Сёгун» для детей? Да я до сих пор не весь прошел!
– Потому что это не твое, мой дорогой друг. Занимайся своей экономикой и не пытайся понять высокодуховное.
– Это «Басара» – высокодуховное? Ну да.
– Да ты не играл.
– Я видел скрины, мне хватило. И м-да, в качестве информации об истории Смутных времен – мягко скажем, не самый подходящий источник.
– А что не так? Ода Нобунага пытался захватить Японию, убил своего вассала Акэти Мицухидэ, его потом убил Датэ Масамунэ, потом пришел Тоётоми Хидэёси, и его убил Токугава Иэясу. Верхом на роботе. А Исида Мицунари хотел отомстить, и у него был еще друг такой противный, на подносе…
– Са-андер!.. – Ёситада прикрыл лицо рукой. Плечи его содрогались в беззвучном хохоте.
– А что?! – Сандер возмущенно вскинулся, потом тоже расхохотался, сел и плеснул себе еще. – …Ну, у меня так получилось, что я могу сделать?
– Эх… ну, например, почитать хотя бы основное. И, да, именно про Смутное время. До эпохи Эдо. Это то время, когда появился и пришел к власти наш род. Тогда, я думаю, ты поможешь мне разобраться в одном непростом… хм, семейном вопросе.
– Ага… так все-таки? У вас объявился призрак предка?
– Вроде того. Все, давай об этом потом. Я не хочу сейчас ни о чем думать, сегодня я хочу просто повеселиться и отдохнуть.
– О, кстати, – Сандер взял с блюда креветку и повертел ее между пальцами, – меня отвезут домой? Я же понятия не имею, где снятая тобой квартира.
– Конечно. Нас заберут и отвезут. Я же сказал: снял недалеко от своей. Черт. Лед весь растаял… – Ёситада скорчил недовольную гримасу и нажал кнопку под столом.
Две головы, одна в черном шлеме, другая в алой повязке, склонились в гробовом молчании над распахнутым портмоне. Яркий свет фонаря хорошо освещал его содержимое и побелевшие кончики пальцев, сжимавших коричневую мягкую кожу.
– Дерьмо, – медленно проговорил хозяин той головы, что была в повязке.
– Не выражайся. – Парень в шлеме выпрямился, вытянул сигарету из слегка смятой пачки зубами и принялся шарить по карманам в поисках зажигалки.
– Давно ты моя мама? Ты посмотри! – Мальчишка поднял портмоне повыше и потряс. – Что это? А? Это похоже на баксы? «Это точно американец! У них полно бабла!» А? Кто это сказал? Это что? Из какой страны вообще?!
Его собеседник наконец-то нашел зажигалку и, пожав неопределенно плечами, прикурил.
– …А… – Мальчишка вытряхнул содержимое портмоне на землю. Разноцветные бумажки разлетелись по сторонам. – Что молчишь? Что молчишь, я спрашиваю? – Он внезапно подпрыгнул и вцепился в ворот куртки товарища обеими руками, заставив того слегка наклониться. Портмоне полетело вслед выброшенным деньгам.
– Пофиг на деньги! Что это было?! Как этот хрен меня заметил вообще? Ты видел меня?!
– Нет, Дайске, я тебя не видел.
– Значит, я все-таки был в тенях? И не зови меня «Дайске»! Я – Юкимура! Юки-мура. «Юки» – как удача, «мура» – как деревня. Неужели так сложно запомнить?!
– Да легко. Как деревня. Отпусти меня, пожалуйста.
– Саске! Сам ты деревня! Ты понимаешь, он не мог меня видеть. Или не понимаешь? А вот это… – Мальчишка выпустил подельника и пнул портмоне, из которого вывалился сложенный вчетверо лист. – А это что? – Он нагнулся, поднял его и развернул.
– Похоже на карту. – Тот, кого назвали Саске, затянулся еще раз и щелчком отправил окурок в кусты.
– Точно. Это остров. А тут отметка, видишь? О, а вдруг это карта сокровищ?!
– Даже если и так? Мы даже не знаем, из какой страны приехал тот парень.
– Все равно. Пригодится. – Мальчишка свернул лист и сунул в карман.
– Это тоже пригодится: оно дорогое. – Его товарищ поднял портмоне и затолкал куда-то под куртку.
– Ладно, поехали, Юки-мура.
Они оба уселись на мотоцикл и спустя мгновение растворились в темноте.
Черный дым. Огромным столбом, застилающим небо. Иногда сквозь его клубы прорывается пламя – главная башня Осакского замка полыхает уже полностью. Гарь от пожираемого огнем дерева и треск – от них нигде не укрыться. Дым разъедает глаза – именно из-за этого его лицо мокро от слез. Кабуто на нем нет – только коричневая шапочка-подшлемник, Иэясу отворачивается и стягивает ее с головы, вытирая с лица слезы, пот и сажу. Долго смотрит на комок в руке и черные разводы на нем. Встает и медленно, как во сне, бредет вперед. Усталость? Или это старческая слабость, беспомощность? Словно в подтверждение на лицо падает седая прядь липких от пота волос.
