Однако Айтов стал успокаивать хана, убеждая его в милосердии русского императора и в умеренности русских требований, главными из которых были — отпустить всех русских рабов и более не тревожить мирных границ России разбойничьими набегами. По всей видимости, вняв доводам корнета, хан Аллакул еще в апреле пообещал выполнить эти, в сущности справедливые, требования, для чего собирался вступить с русской стороной в прямые переговоры. Вероятно, еще более склоняли его в пользу именно такого решения появившиеся вскоре британские агенты.
Дело в том, что едва только англичане узнали о готовящемся в России новом походе на Хиву, они сразу же стали предпринимать все возможное, чтобы не допустить перехода Хивы в руки русских. Прибывший в конце января 1840 года из Герата британец Джеймс Эбботт также принялся убеждать хана в необходимости освободить всех русских рабов. Сменив по прибытии в ханство мусульманский наряд на форму британского офицера, капитан Эбботт проследовал через главные ворота Хивы и сразу же обнаружил, что по городу вовсю гуляют слухи о цели его прибытия. Он не знал, что захваченный 20 января русский корнет Айтов уже находился в плену у хана. Соответственно, судя по существованию к моменту прибытия капитана слухов о его миссии, разговор Айтова с ханом о необходимости освобождения рабов уже состоялся. Тем более что подозрительные хивинцы принимали Эбботта поначалу именно за русского шпиона, не веря в то, что он англичанин.
Среди хивинцев и вообще гуляли тогда странные представления. Многие считали британцев подвластным России племенем или ее вассалами. Ходили даже слухи, что англичане, успешно захватив Кабул, предложили объединить свои войска с русскими и разделить между собой всю Азию. Подобные дикие басни резко уменьшали шансы Эбботта убедить хивинцев отпустить рабов в обмен на отвод русских войск. Дело осложнялось еще и тем, что на первой же аудиенции Эбботт, сам понимая всю несостоятельность подобных рекомендаций, представил лишь письмо от своего начальника в Герате майора Тодда. И все же, несмотря на это, Эбботт предложил хану выкуп за всех русских пленных и тесный союз с Англией, однако с условием, чтобы на будущее русские ни под каким предлогом не допускались в хивинские владения.
Как мы увидим из дальнейшего, Эбботт, конечно же, превысил свои полномочия. Тем не менее англичане оправдывают этот поступок отсутствием у него возможности непосредственных контактов с руководством. Ни у одного британца не возникло мысли, что подобным превышением полномочий агенты частенько создавали своим правительствам излишние затруднения, что мы увидим в дальнейшем на примере Столетова…
В британских отчетах сохранился любопытный диалог Эбботта с Аллакулом.
Хан надеялся, что Эбботта послали не просто передать дружеские пожелания, а с предложением немедленной военной помощи. Последний же объяснил, что такое важное решение не может быть принято простым майором и является прерогативой только британского правительства, находящегося в Лондоне. Для сообщения с ним нужно время, а русские очень скоро могут оказаться у ворот Хивы. Впрочем, есть, дескать, один простой, но верный способ избежать опасности — лишить царя предлога для нападения на Хиву, немедленно отослав всех имеющихся здесь русских рабов домой.
Эбботт даже предложил, что сам отправится на север вместе с этими рабами или хотя бы их частью, встретится с русскими и попытается обсудить с ними этот вопрос от имени хана. Но поднаторевший в предательстве правитель Хивы отнесся к этому предложению с подозрением, ибо никто не мог поручиться в том, что новоприбывший не в сговоре с русскими. Хан повел дело тоньше: он спросил, что же именно может помешать русским забрать себе и рабов, и самого англичанина, а потом продолжить свое наступление. Эбботт был вынужден признать, что гарантий успеха у него нет.
Следующий вопрос хана оказался еще хитрее: если Лондон и Санкт-Петербург являются в Азии соперниками, то не думает ли Эбботт, что русские его просто убьют? Англичанин объяснил, что Англия только не хочет видеть Хиву занятой русскими, сами же страны между собой не находятся в состоянии войны, и каждая держит посла в столице другого государства. Русские, добавил он, слишком уважают военную и политическую мощь Англии, чтобы рискнуть причинить неприятности одному из ее подданных. Хан заметил, что к его послам русские никакого уважения не проявили, а просто арестовали, не глядя на то, что среди них был и его родной брат. Эбботт терпеливо объяснил, что такие вещи случаются, когда не ожидают возмездия, а Лондон и Санкт-Петербург находятся достаточно близко друг от друга, и «морская и военная сила Англии слишком внушительна, чтобы не принимать ее всерьез».
Хан решил обдумать предложение, и собеседники пока перешли к обсуждению других вопросов. Скоро Эбботту стало ясно, что хан имеет весьма смутное представление не только о размерах Британии и России, но и своего маленького царства.
— Сколько пушек у России? — спросил он у Эбботта.
Англичанин ответил, что точного количества не знает, но, несомненно, очень много.
— У меня их двадцать, — гордо заявил хан. — А сколько у королевы Англии?
Эбботт ответил, что их невозможно сосчитать.
— Моря бороздит множество английских кораблей, и на каждом от двадцати до ста двадцати пушек самого крупного калибра, — продолжил он. — Все крепости полны пушек, и еще тысячи лежат в арсеналах. У нас больше пушек, чем у любой другой страны в мире.
— А насколько быстро стреляет ваша артиллерия? — спросил хан.
— Наша полевая артиллерия способна делать семь выстрелов в минуту.
— А русские стреляют из своих пушек двенадцать раз в минуту.
— Ваше Величество неверно информированы, — возразил Эбботт. — Я сам служу в артиллерии и точно знаю, что такая скорострельность невозможна.
— Но в этом меня уверял персидский посол, — продолжал настаивать хан.
— Значит, неправильно информировали и его. На свете нет более опытных артиллеристов, чем англичане, но даже мы при возможности стараемся никогда не делать больше четырех выстрелов в минуту. Мы не тратим снаряды понапрасну, а именно так происходит, если орудие не нацеливать перед каждым выстрелом. Мы предпочитаем считать не количество сделанных выстрелов, а число снарядов, попавших в цель.
Однако хан, никогда не видевший современной артиллерии в действии, никак не мог себе представить всего ее ужасающе разрушительного действия против глинобитных укреплений и кавалерии. А некоторые из министров хана даже не сомневались в том, что вполне смогут отразить атаки Перовского, когда тот приблизится к столице. На это Эбботт заметил, что русские располагают неограниченными ресурсами и, потерпев неудачу в первой попытке освободить рабов, вскоре вернутся с еще большими силами, и хивинцы, при всей их храбрости, просто не смогут противостоять им.
— В таком случае, — ответил главный министр, — мы погибнем в бою с неверными и попадем прямо в рай.
На какой-то миг Эбботт даже растерялся, но потом спросил: «А женщины? Какой рай обретут ваши жены и дочери в руках русских солдат?» Столь неприятная перспектива лишила дара речи министров. Эбботт почувствовал, что ему удалось несколько продвинуться, и снова стал настаивать на том, что сейчас единственное спасение — освободить русских рабов и позволить ему стать посредником в переговорах с русскими. Однако хивинцы оказались упрямыми и любопытными; они снова стали засыпать Эбботта бесконечными вопросами. Впрочем, в такое же положение попадали и все прочие чужеземцы, путешествовавшие по мусульманским странам. А слова о том, что страной может править женщина, пожалуй, еще никого никогда так не удивляли и не забавляли.
