На следующий день в сопровождении трех офицеров штаба Макнотон отправился к месту назначенной встречи. Элфинстону, спросившему, не является ли это ловушкой, Макнотон резко ответил: «Предоставьте это мне.
В таких вещах я разбираюсь лучше вас». Но те же опасения высказали один из выбранных для сопровождения офицеров и собственная жена наместника. Мохан Лал также предупреждал, что доверять Акбару нельзя. Однако Макнотон и не думал никого слушать. «Предательство, конечно, возможно, — ответил он. — Но в случае успеха мы восстановим честь англичан, и это более чем стоит риска. По мне лучше тысячекратный смертельный риск, чем позор». Наверное, это было смело.
Акбар с шестью ханами — вождями крупных племен и родов — и воинами ожидал британцев на берегу Кабула, на заснеженном склоне на расстоянии полукилометра от юго-восточного угла укреплений. Макнотона сопровождали Лоуренс, Тревор, Маккензи и десять солдат под начальством лейтенанта Ле Гейта. «Мир вам!» — приветствовали афганцы подъехавших верхами англичан. Затем слуги расстелили попоны, и, приняв английские приветствия, Акбар предложил Макнотону и его компаньонам спешиться. Один из офицеров, капитан Кеннет Маккензи, написал впоследствии: «Люди недаром говорят о предчувствиях. Полагаю, на меня снизошло нечто вроде этого, поскольку я с трудом заставил себя покинуть седло. Однако я сделал это, и меня пригласили сесть возле сардаров». Все расселись, наступила тишина, в которой Акбар с улыбкой обернулся к наместнику и спросил его, принимает ли он переданное накануне вечером предложение. «А почему бы и нет?» — ответил Макнотон. И эта короткая реплика перечеркнула не только его собственную судьбу, но также судьбу всего британского гарнизона.
Макнотон не знал, что Акбар, проведав о его двуличности, решил воспользоваться ей в своих интересах. Он предупредил остальных вождей, что Макнотон готов пренебречь ими и за их спинами затевает тайный сговор. И теперь даже те, кто еще сомневался в этом, своими собственными ушами услышали о предательстве англичанина. Акбар, естественно, никогда и не собирался позволять оставаться в стране ни англичанам, ни Шудже, и предложение его было сделано исключительно для того, чтобы продемонстрировать своим сподвижникам двуличие британцев. Мало того, что этим шагом он приобретал преданность тех, кого наместник едва не успел настроить против него. Принц мог теперь ответить предательством на предательство — и он ответил сполна.
Все еще ничего не подозревая, Макнотон спросил, зачем здесь присутствуют посторонние. Акбар посоветовал ему не беспокоиться, добавив: «Мы все в одной лодке». Но, как впоследствии вспоминал капитан Маккензи, едва закончив эти уверения, принц внезапно крикнул своим людям: «Бегеер! Бегеер!», что означало: «Схватить! Схватить!». Капитан и еще двое его сослуживцев вмиг оказались связанными, а сам Акбар, с выражением «наивысшей дьявольской ярости» на лице, вместе с другими вождями бросился на Макнотона. Последнего тут же поволокли за холм, и Маккензи лишь на миг успел увидеть лицо наместника. «Оно изображало ужас и удивление», — написал он позже. Капитан также услышал, как Макнотон закричал: «Аз барае Худа!», что означало: «Ради Бога!», но теперь его больше беспокоила собственная судьба, поскольку некоторые наиболее фанатичные афганцы немедленно требовали не только его крови, но и крови всех трех офицеров. Однако Акбар приказал не трогать их. Всех троих, держа под прицелом, посадили на крупы лошадей, чтобы доставить в расположенный неподалеку форт. Но капитану Тревору не повезло, разъяренные афганцы сбросили его с коня и безжалостно изрубили в снегу. Лоуренса спас Мухаммед Шах-хан, а Маккензи — Гулям Мохиэддин и сам Акбар-хан, которые буквально вырвали их у подбежавшей разъяренной толпы. О судьбе сопровождавших парламентеров солдат источники умалчивают.
Подробностей гибели самого Макнотона никто уже никогда не узнает. Его убили без всяких свидетелей, и ни одна душа не сможет рассказать, что случилось после того, как наместника утащили за холм. Позже Акбар клялся, что хотел держать англичанина заложником безопасного возвращения отца, но, пытаясь вырваться и убежать к английским позициям, пленник сопротивлялся так, что его пришлось убить. Другая версия утверждает, что Акбар, считавший виновным в ниспровержении отца именно Макнотона, сам в припадке гнева расстрелял его из богато украшенных пистолетов, некогда подаренных ему тем же Макнотоном, а заодно и научившим принца пользоваться ими.
Тем временем, заметив, что на берегу происходит нечто непонятное, наблюдатели в лагере сообщили об этом генералу Элфинстону. Однако отсутствие профессионализма, нерешительность и просто трусость в очередной раз взяли верх, и генерал ничего не предпринял для спасения Макнотона с офицерами, даже несмотря на то что все это происходило в непосредственной близости от лагеря. Элфинстон даже не выполнил просьбы Макнотона держать наготове отряд на случай, если что-то пойдет не так. Позже его бездействие пытались оправдать тем, что он подумал, будто Макнотон с офицерами и Акбаром «отправились завершить дело куда-то в другое место». Страшная правда стала известна лишь тогда, когда что-либо делать было уже слишком поздно. Ночью во встревоженный лагерь пришло известие, что труп Макнотона без головы, рук и ног выставлен на шесте на базарной площади, в то время как окровавленные части его тела разбросаны вокруг города.
3
Теперь пришла пора ожидания возмездия: афганцы все еще боялись сокрушительной мощи британских пушек, не забыв, как три года назад руководимые должным образом британские войска в два счета разгромили армию Дост-Мухаммеда. Даже Акбар, судя по тому, что спешил снять с себя ответственность за смерть Макнотона, задавался вопросом, не зашел ли он слишком далеко. Конечно, он удерживал английских заложников, но у Британии был куда более важный заложник — его отец.
Однако британский гарнизон охватил странный паралич. Англичане были прекрасно вооружены и представляли внушительную силу, которая, действуя с отвагой и непреклонностью, даже на этой стадии еще могла разгромить афганцев и разделаться с Акбаром. Но старый, измученный подагрой Элфинстон, мечтавший лишь о тихой отставке, уже давно впал в отчаяние, если не сказать в настоящую панику, что, в свою очередь, передалось и всем старшим офицерам. «Эти нерешительность, выжидание и бессистемность, парализуя все наши усилия, постепенно деморализовали войско и в конечном счете, не искупаясь отдельными верными поступками, привели нас всех к полной катастрофе», — записал один младший офицер. Не имея воли к решительным действиям, с запасом провианта всего на несколько дней, англичане могли теперь отвратить беду лишь возобновив переговоры с противником.
Двадцать четвертого декабря, в сочельник, Акбар, явно избавившийся от первых опасений английского возмездия, направил в британский лагерь новых эмиссаров, которые опять предложили гарнизону спокойно покинуть страну, но на этот раз за значительно более высокую плату. Поскольку Макнотон и Бернс погибли, а большинство политических советников оказалось или в руках Акбара, или практически неспособными к действиям, неблагодарная честь вести переговоры при чрезвычайной уязвимости собственной позиции выпала юному Элдреду Поттинджеру. Поттинджер, который пять лет назад так прославился за оборону Герата, с самого начала убеждал Макнотона и Элфинстона перебраться в Бала Хиссар. Не переставал он призывать к этому и позже, убежденный, что лучше с потерями пробиться в крепость, чем защищать крайне неприспособленный лагерь. Однако Элфинстон и раньше отказывался сделать это, теперь же шанс был окончательно упущен: афганцы, осознав подобную опасность, разрушили единственный мост через реку Кабул.
