Итак, из более чем шестнадцати тысяч покинувших Кабул душ, доктор Брайдон оказался первым, кто достиг безопасного убежища в Джелалабаде и в тот роковой день 13 января 1842 года принес весть о бедствии, постигшем армию Элфинстона. К счастью, как впоследствии выяснилось, он оказался не единственным уцелевшим. Помимо заложников, которых удерживал Акбар, также избежали смерти множество сипаев и прочих индийцев, которым удалось укрыться в горных пещерах и подземельях. В течение последующих месяцев они потихоньку разными путями смогли добраться до дома. Окончательно оправившийся от ран Брайдон был изображен на одной из самых знаменитых картин Викторианской эпохи «Остатки армии», которую написала леди Батлер. Доктор с сожалением заметил, что благородный пони, также запечатленный на полотне, пал от ран. «Бедное животное, едва попав в конюшню, упало и больше уже не поднялось», — записал доктор.
Ни Брайдон и никто в гарнизоне не знали тогда о судьбе, постигшей у Гайдамака воинов 44-го пехотного полка. Много ночей подряд разводили большой костер перед Кабульскими воротами Джелалабада. За ним тщательно следили, постоянно подкладывая дрова и убирая золу, ведь он должен был указать путь тем, кто может попытаться пересечь открытую равнину и добраться до города под покровом темноты. Но никто не пришел…
По этому поводу Терентьев пишет: «Англичане принуждены были бежать из Афганистана зимой и в Хурд-Кабульском ущелье полегли все до единого под ударами мстительных афганцев! Так позорно кончилась английская экспедиция, стоившая до 300 миллионов рублей! Наши уступили стихийным силам природы, англичане же — презираемому неприятелю».
Английский престиж в Средней Азии сильно пошатнулся. Эмир Бухарский, все это время выжидавший, чем закончится конфликт в Афганистане, узнав об этих событиях, немедленно обезглавил Конолли и Стоддарта…
Доктор Яворский почти сорок лет спустя писал об этом событии следующее: «…причиною катастрофы 1841 года, в которой погибла 20-тысячная английская армия, было национальное чувство афган, любовь к свободе, протест туземцев против всепоглощающего захвата „красных мундиров“. Хурд-Кабульское ущелье имеет то же значение для афган, как Саламин для древних греков, то же, что для нас, русских, Москва 1812 года».
4
Страшные новости, принесенные доктором Брайдоном, получившим прозвище «посланец смерти», через две недели дошли и до лорда Окленда, как раз покидавшего пост генерал-губернатора в Калькутте. Удар этот, по словам его сестры Эмили, состарил лорда сразу на десять лет. Мир изменился до неузнаваемости. Еще несколько недель назад послание Уильяма Макнотона из Кабула уверяло, что все находится под надежным контролем, и вот теперь вся азиатская политика оказалась в руинах. Долгосрочная линия на создание в Афганистане дружественной власти с целью избавить Индию от угрозы русских вторжений привела к одному из тяжелейших поражений, когда-либо испытываемых английской армией.
Английской гордости и престижу был нанесен сокрушительный удар. «Орда примитивных дикарей, вооруженных самодельным оружием, перебила представителей величайшей армии мира». Теперь позор, перенесенный Санкт-Петербургом из-за неудачного похода в Хиву, казался британцам ничтожным по сравнению с позором их бегства из Кабула. Лондон не знал о катастрофе еще целую неделю. Затем в «Таймсе» появилось сообщение, набранное самым крупным шрифтом и гласившее: «С прискорбием объявляем, что полученные нами экстренные сведения… чрезвычайно бедственны и печальны». А несколькими днями позже в передовице появились нападки на Санкт-Петербург, «чьи тайные агенты „изучают с величайшей тщательностью“ пути, ведущие в британскую часть Индии». И на основании этого в статье утверждалось, что именно из-за все возрастающего влияния Санкт-Петербурга на афганские племена англичане и вынуждены были вмешаться.
В статье отчетливо утверждалось также, что восстание было слишком хорошо организовано, чтобы его можно было счесть стихийным, и высказывалось подозрение относительно того, почему первым был убит именно сэр Александр Бернс, «самый ярый противник русских агентов». Вот он, стандартный аргумент, опирающийся на вопрос: «Кому выгодно?». Однако далеко не все были столь уверены в русском вмешательстве, зато все, включая герцога Веллингтона, обвиняли генерала Элфинстона в том, что он не подавил восстание в самом зародыше, и лорда Окленда в том, что он ввязался в столь безумную затею. Новое правительство тори, возглавляемое сэром Робертом Пилем, откровенно умывало руки, недвусмысленно возлагая ответственность за трагедию на вигов и их главу Мельбурна, в свое время одобрившего план вторжения.
Но Британия не размышляла и не делала выводов, она требовала возмездия, и власти были вынуждены провести расследование и решить, как «наказать афганцев за предательство». Ставленник тори, их давняя опора в Индии и трижды президент контрольного совета лорд Элленборо как раз отправился заменить Окленда на посту генерал-губернатора. Он узнал о катастрофе, только прибыв в Мадрас 21 февраля, и, будучи полон стремления начать наконец проведение новой политики режима строгой экономии, к которой он призывал все последнее время, требуя вывести английские войска из Афганистана, теперь оказался в совершенно непредвиденной ситуации. Той же ночью на пути в Калькутту он написал Пилю, что намерен восстановить честь Британии, преподав афганцам урок, который те позабудут не скоро.
В столице Элленборо узнал, что его предшественник, стремясь ослабить натиск на гарнизоны Джелалабада и Кандагара и попытаться освободить английских заложников, удерживаемых Акбаром, уже послал войска в Пешавар. Новый генерал-губернатор принял руководство и начал активные действия. Тридцать первого марта войска под командованием генерал-майора Джорджа Поллока, захватили Хайберский перевал, потеряв при этом всего четырнадцать солдат. Фланговые отряды Поллока захватили высоты, и изумленные афганцы впервые оказались под обстрелом сверху. Через две недели под звуки шотландской песенки «Oh, but ye’ve bin lang a’coming» (Ox, как ты долго был в пути) в Джелалабад прибыл отряд поддержки. В те же дни подающий большие надежды британский командующий генерал сэр Уильям Нотт ликвидировал угрозу гарнизону со стороны афганцев под Кандагаром. И он, и Поллок с нетерпением ждали приказа ударить по Кабулу, чтобы отомстить за унизительное поражение Элфинстона, не говоря уже о смерти Бернса, Макнотона и прочих многочисленных жертв.
Но тут пыл столь агрессивно настроенного поначалу лорда Элленборо вдруг почему-то пошел на убыль. Ссылаясь на истощение и так уже едва ли не исчерпанной индийской казны, на решительный отказ Лондона участвовать в расходах на карательную экспедицию и на возможность новой катастрофы, генерал-губернатор стал утверждать, что Поллоком и Ноттом афганцам уже преподан достаточный урок. «На этот раз мы победили, и наша военная репутация восстановлена», — писал он Пилю. Лорд приказал обоим генералам с отрядами вернуться в Индию, оставив заложников в руках Акбара. В конце концов, англичане все еще удерживали Дост-Мухаммеда, а шах Шуджа то ли на самом деле, то ли в представлении Элленборо из-за прочных стен Бала Хиссара продолжал, пусть даже только номинально, управлять Афганистаном. Элленборо доказывал, что вывод из Афганистана британских войск даст возможность вести переговоры по освобождению заложников в более спокойной атмосфере.
