Записка эта была тогда же сообщена графу Шувалову для распространения между английскими министрами. Шувалов, этот известный в наших кругах как «друг Англии» дипломат, однако, составил только краткую выписку, и то для одного графа Дерби, тогдашнего министра иностранных дел. В этом сказалась его личная старинная вражда к Кауфману. Таким образом, единственная вполне здравая мысль, возникшая тогда на обоих концах противостояния, была искажена, затерта и не получила достойного продолжения. Наоборот, оставшись без отклика, эта мысль породила еще более жесткую неприязнь противников.
Кроме того, уверенность Британии в своих силах значительно повысили еще два немаловажных фактора. Главным явился проведенный в обстановке строгой секретности выкуп 40 % акций недавно открытого Суэцкого канала. Он сокращал морскую дорогу между Британией и Индией почти на шесть тысяч километров, и Дизраэли хотел быть абсолютно уверенным, что столь жизненно важному пути никогда не сможет угрожать враг. Под врагом в первую очередь подразумевались, конечно же, русские, которых теперь ни в коем случае нельзя было пускать в Константинополь и турецкие проливы. Выкуп контрольного пакета акций у правителя Египта спас последнего от банкротства и сделал Британию самым крупным акционером компании Суэцкого канала.
Вторым важным фактором было установление в 1870 году прямой подводной кабельной телеграфной связи с Лондоном. К этому времени уже пять лет действовала сухопутная телеграфная линия, но проходила она через Тегеран и, таким образом, в случае военных действий оказывалась весьма уязвимой для прослушивания и уничтожения. Новый подводный кабель был гораздо надежнее. «До тех пор пока Англия является морской державой, кабель будет в безопасности от врагов, — заявляла «Таймс». — Чтобы отыскать и поднять кабель, нужно не только знать его точное расположение, но еще и иметь специально оснащенное судно с надлежащим оборудованием и обученным экипажем, а также гораздо больше времени, чем может потребовать любая тайная операция. Кабельные линии пролегают вне крупных корабельных трасс, и никакое судно, занятое их поиском, не сможет остаться незамеченным». Открытие новой линии связи позволяло Уайтхоллу осуществлять и более строгий контроль за делами Индии: ответы на запросы приходили теперь всего через несколько часов, а не недель или даже месяцев, как прежде.
И теперь полученные новым вице-королем лордом Литтоном от Дизраэли инструкции предусматривали вовлечение в оборонительный союз с Британией не только Афганистана, но и соседнего Белуджистана. Там находился Боланский перевал, ведущий из Афганистана в Индию, и там полыхала внутренняя борьба, угрожавшая трону правителя, хана Келата. Обеспокоенная беспорядками в регионе и неспособностью хана управлять буйными племенами белуджей, Калькутта даже рассматривала возможность его устранения и замены более лояльным к Британии правителем. Против этого решительно выступали британские политические советники на местах, считавшие, что подобные действия принесут англичанам гораздо больше вреда, чем пользы.
Тогда было решено послать туда обладавшего огромным влиянием на вождей белуджей капитана Роберта Сендмена. Зимой 1875 года Сендмен прибыл в горы к восставшим племенам с одним револьвером в руках и действительно смог уладить их конфликты с ханом. В знак благодарности Калькутте за поддержку его трона и щедрые ежегодные субсидии хан следующей осенью согласился отдать в постоянную аренду Британии район Боланского перевала и расположенный по соседству с ним гарнизонный город Кветту.
Афганистан, как и ожидалось, занял гораздо более жесткую позицию, хотя возникшие проблемы во многом являлись результатом предыдущей политики невмешательства в афганские дела. Под предлогом того, чтобы обезопасить себя от неожиданных нападений России, эмир Шер-Али, сын Дост-Мухаммеда, в 1873 году обратился к лорду Нортбруку с предложением заключить оборонительный союз против угрозы с севера. Но, выполняя инструкции правительства Гладстона, вице-король отверг это предложение и даже сделал Шер-Али выговор по нескольким пунктам. Эмир, разумеется, возмутился отказом тех, кого считал друзьями, — и скоро в Индию стали поступать сообщения о его контактах с генералом Кауфманом в Ташкенте. Задание, которое Дизраэли дал Литтону, состояло в том, чтобы постараться загладить ущерб, нанесенный действиями Нортбрука, то есть предложить эмиру желанный союз, но с дополнительным условием принять в Кабуле или Герате постоянного британского представителя. Это было необходимо для того, чтобы Британия могла пристально следить за деятельностью русских.
Лорд Литтон был более чем готов действовать так, как желал его премьер-министр, и вскоре после своего прибытия в Калькутту оповестил Шер-Али, что направляет «миссию» в Кабул. Как и предупреждали советники Литтона, не являвшиеся «ястребами», для эмира оказалась совершенно недопустимой сама мысль о присутствии в Афганистане британских чиновников. Эмир не дал Литтону разрешения на вход в свое государство, аргументируя это тем, что тогда у афганцев не будет никаких оснований отказывать в визите и русским, поэтому он потребовал, чтобы переговоры проходили или на границе, или в Калькутте. Вице-король отверг все его контрпредложения, воинственно заявив, что Афганистан — всего лишь никчемная песчинка между двумя металлическими котлами, но никаких действий против эмирата не предпринял.
Разумеется, с точки зрения англичан, все это могло лишь усилить и без того растущее недоверие Литтона и к Шер-Али, и к Санкт-Петербургу, ибо за всем происходящим лорд видел именно пагубное влияние последнего. Англичане, судя по всему, просто искренне не понимали, что у азиатских народов тоже может существовать стремление к независимости и самостоятельности. Нежелание главы государства допустить английских представителей в столицу суверенной страны расценивалось Британией как неуважение и дерзость по отношению к ней и провоцировало заставить непокорных подчиниться силой.
«Перспектива войны с Россией чрезвычайно возбуждает, и меня совершенно не тревожит то, как отнесется к этому Индия, — писал лорд Литтон лорду Солсбери в сентябре 1876 года. — Если этому суждено случиться, то лучше теперь, чем потом. В этой части мира мы вдвое сильнее России и располагаем гораздо лучшими базами для нападения и обороны». В случае войны, с удовольствием добавлял он, вокруг северных границ Индии можно разлить «море огня», подстрекая среднеазиатские ханства бунтовать против своих русских хозяев. В устах человека, подобного Литтону, бывшего либерального дипломата с богемными наклонностями, больше интересовавшегося поэзией, чем политикой, столь агрессивные высказывания могут показаться нехарактерными. Однако он, как и большинство интеллектуалов и творческих людей того времени, «с детства ненавидел деспотичный русский режим». А теперь к этому добавились не только дурные предчувствия относительно намерений Санкт-Петербурга, но и твердая убежденность в том, что прямое выяснение отношений с Россией все равно неизбежно, будь то в Азии — из-за Афганистана, или на Ближнем Востоке — из-за Константинополя.
Усиливала беспокойство англичан и недавно вышедшая книга «Англия и Россия на Востоке», написанная ведущим британским специалистом по этим вопросам, известным ориенталистом сэром Генри Роулинсоном, в последнее время являвшимся членом Совета по Индии — консультативного органа правительства. Роулинсон (1810–1895), как уже говорилось выше, был одним из самых ярких, последовательных и профессиональных представителей «ястребов». Он уже более пятидесяти лет боролся с умеренными политиками, доказывая стремление России к завоеванию Индии сначала как служащий британской администрации в Индии, а затем будучи членом британского парламента.
