Такая политика находила горячую поддержку у молодых офицеров армии и чиновников политического департамента в Индии, которым приключения в горах и пустынях Азии сулили свободу от казарменной и бюрократической рутины, быстрое продвижение по службе, награды и славу. Не все, однако, были убеждены, что Россия собирается отобрать Индию у Британской империи. Эти оппоненты агрессивной политики непрерывного расширения британских владений в Индии в северном направлении считали, что наилучшей защитой Индии является ее уникальное географическое положение за грандиозными азиатскими хребтами, могучими реками и воинственными племенами, создающими практически непреодолимые препятствия на пути любого вторжения. Эти люди более трезво смотрели на географические карты, представляя себе их миллиметры в натуральную величину.
Тем не менее этот период развития русско-британских отношений весьма благоприятствовал успеху Роулинсона. И хотя книга мало добавляла к тому, что говорили апологеты наступательной политики со времен Вильсона, однако она серьезно повлияла на образ мыслей не только членов кабинета и правительства Индии, но и нового вице-короля. Как это всегда случалось с литературой, касавшейся Большой игры, все дело было во времени. Других книг и статей, подвергавших позицию Роулинсона сомнению, тоже хватало, но господствовавшая русофобская пресса практически не замечала их.
Даже серьезные британские политики в этот период поддались всеобщему настроению. Лорд Солсбери, например, в то время также являвшийся сторонником наступательной политики, на самом деле вовсе не был поджигателем войны или паникером. Ни на миг не допуская возможности русского вторжения в Индию, Солсбери все же весьма беспокоился о том, что Россия могла бы спровоцировать афганцев к нападению на Индию в тот момент, когда британские войска будут отчаянно необходимы в другом месте. Как он выразился позднее: «Россия может предложить афганцам грабить Индию — мы же не можем предложить им ничего, поскольку в Туркестане грабить нечего».
Однако на сей раз печатная пропаганда воззрений «ястребов» не ограничилась преобладанием сторонников наступательной политики лишь на британской стороне. Говоря о британских амбициях на Востоке, газета «Санкт-петербургские ведомости» писала: «Они попытаются распространить свое влияние на Кашгар, Персию и все граничащие с нами азиатские государства, и тем самым поставят под угрозу наши интересы в Средней Азии… Нам необходимо бдительно следить и быстро принимать меры к отражению ударов, которые англичане готовят против нас». Русские газеты того времени так и пестрели сообщениями о новых событиях в Средней Азии. Дело дошло даже до того, что большую часть сведений о происходящем в Средней Азии британское посольство получало, хотя и с изрядным опозданием, именно из санкт-петербургской прессы. Именно из газет узнали в Британии, что Россия намерена продолжать свое наступление.
Летом 1875 года в Коканде, чей правитель, начиная с падения Ташкента, был накрепко привязан к России договором, произошло восстание. Это дало Кауфману желанную возможность взять этот неустойчивый и номинально все еще независимый регион под жесткий контроль. К началу следующего года русские войска разбили главные силы мятежников, и в феврале генерал Колпаковский вступил в Коканд, официальное сообщение о чем было опубликовано 19 февраля, в двадцать вторую годовщину вступления на престол Александра II. Следом за Кокандом в том же месяце пали города Андижан и Ош. Переименовав вновь присоединенные владения в Ферганскую область, их объявили частью Российской империи. Таким образом, русские всего за десять лет присоединили к империи территорию размерами в половину Соединенных Штатов и установили в Средней Азии защитный барьер, простирающийся от Кавказа на западе до Коканда и Кульджи на востоке.
Те, кто отвечал за оборону Индии, крайне встревожились. После присоединения Кокандского ханства к Российской империи закаленные в сражениях войска Кауфмана располагались всего в 300 километрах от Кашгара. Захват его русскими теперь казался лишь вопросом времени, а вместе с обладанием Яркендом это давало России контроль над проходами в Ладак и Кашмир. Тогда кольцо вокруг северных границ Индии полностью смыкалось, позволяя нам, по мнению англичан, нанести удар в южном направлении практически из любой точки или точек по нашему выбору. На пути наших войск теперь стояли только крупные горные цепи севера — высокогорный Памир и Каракорум, которые, согласно последним исследованиям военных специалистов той и другой стороны оказались вполне проходимыми для современной армии даже с ее артиллерией и другой тяжелой амуницией.
Неизвестно, как развивался бы далее сценарий на азиатском театре Игры, если бы следом за всеми перечисленными событиями не разразилась Русско-турецкая война 1877–1878 годов. Быть может, Россия и в самом деле последовала бы «приглашению» своего британского оппонента и продвинулась в Азии еще дальше.
3
Война с Турцией, отвлекшая русское внимание от азиатских просторов, поначалу развивалась для России не очень успешно. В какой-то момент Александр II готов был даже отступиться, но Милютин смог убедить своего государя в необходимости поднажать еще. И русские, несмотря на отчаянное сопротивление турок и противодействие англичан, все же победили. В самом начале 1878 года наши войска взяли Адрианополь, а затем продвинулись к Сан-Стефано, городку, расположенному всего в двенадцати километрах от Константинополя. Здесь 3 марта того же года между Россией и Турцией было поспешно заключено перемирие. Согласно Сан-Стефанскому миру создавалось большое независимое государство — «Великая Болгария», простиравшееся от Черного моря до Эгейского. Кроме того, Турция признавала полную независимость Румынии, Черногории и Сербии, а также обязывалась предоставить самоуправление Боснии и Герцеговине. В возмещение военных издержек Турция должна была выплатить России около полутора миллиардов рублей контрибуции. Также к России отходили Измаильский округ и районы Аккерманского округа Бессарабии, отнятые у нее по Парижскому миру 1856 года. Новый неслыханный успех России тут же поднял в Британии целый шквал возмущения.
Британия тут же стала протестовать, якобы опасаясь, что Болгария сделается простым сателлитом Санкт-Петербурга, что в свою очередь обеспечит русским прямой сухопутный маршрут к Средиземноморью. Это не менее чем оккупация Константинополя, на их взгляд, позволяло России во время возможной войны угрожать индийско-британским коммуникациям. Опять индийско-британские коммуникации! Опять угроза Индии! Однако давайте вспомним слова Наполеона: «Ни в коем случае нельзя пускать русских в Константинополь, иначе они станут властелинами мира». И это говорил Наполеон, готовивший с Россией совместный поход на Индию, всячески искавший дружеских связей с русскими и полагавший главным своим политическим противником Англию. Едва ли не то же самое говорил и Бисмарк: «Если Россия овладеет Турцией, ее силы увеличатся почти вдвое, и она окажется вдвое сильнее всей остальной Европы, вместе взятой». Что же говорить об англичанах.
«Если русские возьмут Константинополь, королева будет настолько унижена, что, скорее всего, тотчас отречется от престола». Так королева Виктория лично писала премьер-министру Дизраэли, побуждая его «быть смелым». Принцу Уэльскому она заявила: «Не думаю, что без битвы с… этими отвратительными русскими… состоятся какие-либо соглашения или что мы когда-либо станем друзьями! Они всегда будут нас ненавидеть, а мы никогда не сможем доверять им». Население Англии полностью поддерживало свою королеву, хотя там мало кто имел ясное представление даже о местонахождении Болгарии или Герцеговины, не говоря уже о каком-либо понимании связанных с этим проблем. Настроение толпы было прекрасно подытожено в следующих словах джингоистской
[11] песенки, делавшей тогда приличные сборы в мюзик-холлах:
