6) В случае, излагаемом в предыдущем параграфе 5, эмир Афганистана, относительно вооруженной помощи от российского императорского правительства во всем, что касается размеров, способов и планов, с подробным всего изложением, относится к туркестанскому генерал-губернатору. Туркестанский генерал-губернатор от российского императорского правительства имеет надлежащие полномочия, касательно приведения в исполнение означенных представлений эмира».
По всей видимости, Столетов решил сыграть именно на мирном разрешении конфликта и предложить эмиру военную помощь в случае нападения на его страну Англии, явно полагая, что теперь уже никакого подобного нападения не предполагается. Разве не логично предположить, что раз мы отступаем и распускаем свои отряды, то успокоится и Англия, а дальше все потечет мирным порядком. А о чем же иначе и было говорить послу России, как не о предполагаемом дружественном союзе с соседом в войне и мире?
Однако генерал Терентьев трактует эту историю иначе: «…среди целого ряда обещаний, щедро рассыпанных в конвенции, есть одно заведомо неосновательное, чтобы не сказать сильнее: это параграф 6-й. Столетов уверяет эмира, что в случае „чего, Боже избави“, как сказано в предыдущей статье, на которую цитируемый параграф ссылается, — эмир, с требованием о помощи, против своих врагов „относится к туркестанскому генерал-губернатору“, а последний, конечно, и исполнит просьбу эмира, так как „имеет на то надлежащие полномочия“ от императорского правительства.
Это совершенная неправда, которая принесла Кауфману много огорчений и стыда. На самом деле его, так сказать, держали на привязи телеграфной проволокой: и сосредоточие отрядов, и расформирование их — предписывались ему по телеграфу из Петербурга и Ливадии. Понятно, что такой важный вопрос, как война с англо-индийским правительством, которая неминуемо повлекла бы за собой и войну европейскую, не мог быть предоставлен благоусмотрению одного туркестанского генерал-губернатора. Отсюда общее мнение, что Столетов надул несчастного афганского эмира, который, веря ему, „как самому Кауфману“, окончательно рассорился с англичанами и пострадал, тщетно умоляя о присылке обещанной ему, по договору и на словах, вооруженной помощи…»
А вот что пишет Хопкирк: «К тому времени вице-король лорд Литтон уже отлично знал правду и был взбешен очевидным двуличием Шер-Али. Эмир, неоднократно отказывавшийся принимать британскую миссию для обсуждения отношений между двумя странами, теперь тайно приветствовал русских!» Здесь очень важны два момента — неоднократно отказывавшийся принимать британскую миссию и тайно приветствовал! Неужели, по мнению англичан, эмир Кабула должен был немедленно разослать всем державам телеграммы о том, что он принимает русское посольство? Что же касается «неоднократного отказа», то любопытно, как бы лорд Литтон отреагировал, если б узнал о том, что Шер-Али сказал Столетову: «Англичане иначе не вступают на почву Афганистана, как держа в правой руке меч, а в левой огонь».
Но Хопкирк добавляет здесь следующую чувствительную нотку: «Вице-король не знал не только этого, он совершенно не учитывал степень давления русских на афганского правителя, пребывавшего в состоянии глубокой депрессии после смерти любимого сына. И теперь Кауфман предупредил его, что, если эмир не согласится на договор о дружбе с русскими, Россия активно поддержит его племянника и претендента на трон Абдуррахмана, находившегося в то время под русским покровительством в Самарканде». Да, действительно, «спасаясь бегством в пределы России, Абдуррахман встретил широкое гостеприимство и в течение 11 лет жил со своим двором на щедрых русских хлебах, пользуясь полной свободой передвижения. Все это хорошо известно англичанам…» — писал переводчик автобиографии Абдуррахмана М. Грулев.
У русской стороны, естественно, был запасной ход на случай, если эмир Афганистана откажется пропустить наши войска. Вот что Кауфман писал Милютину еще накануне отправки Столетова в Кабул: «Я полагаю, по приезде сюда генерала Столетова, отправить его в Кабул, поручив ему поставить категорический вопрос кабульскому эмиру о том, какие ему угодно будет установить отношения к нам, выставить все выгоды доброй дружбы с нами и союза и, в то же время полагаю двинуть отряд к Шир-абаду или к Аму-дарье; если же ответ Шер-Али будет нам неблагоприятный, то есть, если он отвергнет нашу дружбу и союз, то тогда мы имеем могучее, по-видимому, средство начать с ним борьбу, в лице Абдуррахман-хана; тогда для нравственной поддержки этого претендента, наше движение вперед к Шир-абаду, а затем, быть может, и далее, получит еще большую важность. Имя Абдурахман-хана очень популярно в Афганистане, в особенности в северной его части…»
Однако, как мы знаем, и здесь предположенное с большой долей вероятности жестокосердие Кауфмана оказалось просто надуманным. Также, как и последующее утверждение, что Шер-Али был вынужден подписать договор с Россией, «гораздо в большей степени опасаясь нажима со стороны России, чем со стороны Британии». На самом деле ситуация выглядела с точностью до наоборот, что дальнейшие события и подтвердили. Прекрасно зная о том, как англичане ведут свои колониальные дела — не останавливаясь при достижении своих целей ни перед какой жестокостью, — эмир опасался их по-настоящему. И я больше чем уверен, что, скорее, этот договор был навязан эмиром Столетову, всячески пытавшемуся ему ничего не обещать.
Но как трудно неопытному дипломату — не стоит забывать о том, что Столетов был отнюдь не дипломатом, — отказать правителю соседнего государства в дружбе и в помощи! Особенно, если он так искренне ее добивается. Вот что писал Столетов Кауфману: «Жадности к деньгам и какой-либо надежды получать их от нас я в нем не заметил, напротив, по этому он высказывал взгляды совершенно противоположные, тогда как на нашу помощь войсками, т. е. солдатами, надежда у него сквозит на каждом шагу», а в конце письма прибавил: «Не имея смелости рассуждать о высоких интересах государственных, я тем не менее священным долгом считаю доложить мое нижеследующее мнение: в настоящее время в Туркестанском округе нужно иметь значительные отряды войск (не менее, чем Ваше Высокопревосходительство предполагали собрать), на всякий случай наготове, так как мне кажется, что новые отношения налагают на нас новые обязательства».
Но у англичан в этой истории были свои цели.
Лорд Литтон с телеграфного одобрения Лондона решил направить в Кабул свою миссию, заведомо будучи готовым в случае необходимости применить силу. Такой шаг был предпринят в чисто английском духе. Возглавил миссию генерал сэр Невилл Чемберлен, старый пограничник, бывший с эмиром в прекрасных отношениях. Сопровождать его должен был старший политический советник майор Луи Каваньяри. Граф Пьер Луи Кавань-яри, сын наполеоновского генерала, получил образование в Англии, закончив Аддискомбское военное училище. Впоследствии Каваньяри поступил на службу в Ост-Индскую компанию, участвовал в подавлении восстания сипаев, за что получил командорский знак ордена «Индийская звезда». Теперь же его направили в Кабул, якобы желая восстановить пошатнувшееся равновесие в этом регионе. С ними следовал эскорт в двести пятьдесят солдат Корпуса разведчиков, по мнению англичан, точно таким же количеством людей, как у генерала Столетова, а на самом деле — ровно в десять раз больше; это, по мнению британцев, и было истинным равновесием.
