Четырнадцатого августа вице-король послал эмиру письмо, сообщая о своем намерении направить в Кабул делегацию и испрашивая охранное свидетельство на путь от границы. Эмир, по свидетельству Яворского, прежде чем ответить на письмо англо-индийского правительства, обратился за советом к генералу Столетову, спрашивая, как ему поступить в данном случае. Генерал Столетов посоветовал эмиру не принимать в Кабуле английского посольства! И этот совет стал еще одним роковым шагом для России. Правда, с другой стороны, Столетов вполне мог полагать, что, кроме отмены нашей диверсии в сторону Индии, все остальные инструкции должны были остаться неизменными. А инструкции, как мы помним, были вполне однозначные — всячески препятствовать влиянию англичан в Афганистане.
У эмира же афганского имелись свои резоны для того, чтобы отказать английской миссии. Еще в 1877 году в Пешаваре шли переговоры между первым министром эмира Сеид-Нур-Мухамед-шахом и представителями индо-британского правительства о том, чтобы за увеличенную субсидию эмир согласился: 1) отказаться от непосредственных сношений и переписки с другими государствами; 2) принять постоянного английского резидента в Кабуле и консулов в Герате и Кандагаре; 3) уступить какой-либо пункт, по выбору англичан, на Амударье, где они собирались завести свою флотилию для поддержания своего будущего резидента в Бухаре и для распространения своего влияния на Бухару и Хиву. Это был ответный шаг Британии на присоединение Кокандского ханства к России.
Однако афганский министр умер, не доведя переговоров до конца, а русско-турецкая война заставила англичан отложить на время свои планы насчет Афганистана, хотя войска уже тогда собирались поддержать эти английские требования оружием.
Совершенно ясно, что, когда пришли первые известия о намерении англичан снарядить посольство в Кабул, эмир отлично знал, какие предложения привезет с собою генерал Чемберлен. Знал он также и то, что англичане явятся не просить, а приказывать; что войска у них наготове и уже сосредоточиваются для вторжения в Афганистан. Из всех английских требований более всего эмир боялся требования о принятии английского резидента, так как отлично знал, что именно с него обыкновенно и начиналось порабощение всех индийских независимых государств. С резидентства Александра Бернса началась и Первая англо-афганская война. Кроме того, немаловажным представлялся и сам размер миссии, размещение которой представляло для эмира Афганистана определенные проблемы.
И Столетов, к которому эмир обратился за советом, разумеется, всецело поддержал эмира в его опасениях. Или он должен был сказать Шер-Али-хану, что на этот раз англичане будут вести себя иначе — не причинят ни вреда стране, ни ущерба авторитету властителя и не потребуют ничего, кроме изъявления дружбы? Но даже если бы русский посол сам был уверен в этом, то таким обещаниям эмир все равно не поверил бы.
Но вот 24 августа, пробыв в Кабуле двенадцать дней и выполнив, как он полагал, свою основную задачу, Столетов оставил за себя полковника Разгонова и срочно отбыл в Ташкент для личного доклада обстоятельств дела непосредственному начальнику Кауфману. Со Столетовым эмир отправил «провожатых» — Мухамед-Хасан-хана и своего адъютанта Гулям-Хайдер-хана с двумя штаб-офицерами. Столетов также забрал с собой доктора Яворского и половину казаков для охраны на обратном пути.
Тридцать первого августа Столетов прибыл в Самарканд, где в честь «провожатых» афганцев устроена была пышная встреча: выстроенные на бульваре войска приветствовали их дружным «ура», а артиллерия салютовала тридцатью выстрелами.
Пятого сентября афганцы прибыли со Столетовым в Ташкент и 6-го представились Кауфману.
Согласно личному докладу Столетова, сам эмир пожелал удержать при себе русское посольство в видах увеличения своего престижа, и Кауфман после разговора со Столетовым оставил миссию в Кабуле на неопределенное время. Относительно же заключенного Столетовым соглашения с эмиром, для нас сейчас, наиболее и прежде всего, важна первая реакция его непосредственного начальника.
Кауфман ухватился за мысль о протекторате над Афганистаном и в письме от 9 сентября просил военного министра «передвинуть в округ не менее двух пехотных дивизий и четыре полка казаков, начав это передвижение настоящею же зимою».
«Вот к чему, — продолжает Кауфман, — нас обязывает протекторат над Афганистаном. С другой стороны — уклониться от этого протектората значит отдать Афганистан не только английскому влиянию, но, может быть, и полному подчинению. Нельзя не сознаться, что такой оборот дела повредит нашему положению на востоке. Отказ наш от протектората над Афганистаном на весьма долгое время сделает невозможными какие-либо сношения с этой страной, так как в свою очередь англичане сумеют обеспечить себе исполнение тех обещаний, которые вынужден будет дать им эмир Шер-Али-хан.
Все это покажет населению Афганистана и Индии английскую силу и могущество и наше сравнительное бессилие. Мы сами себе закроем в этом случае среднеазиатский театр действий при разрыве с Англией, а этот театр действий, по моему убеждению, для нанесения решительного удара Англии возможен только при условии союза с Афганистаном. Едва ли мы можем быть опасны для Англии — иначе, как при условии мирного пути от р. Аму до границ Индии; при этом условии среднеазиатский театр действий приобретает важность первостепенную. Обеспечить себе возможность действовать на этом театре нам необходимо в виду будущего окончательного решения восточного вопроса. Не имея возможности нанести Англии решительный удар в Азии, мы рискуем, что восточный вопрос, когда настанет время продолжать его решение, или опять затормозится, или при новой какой-либо комбинации европейской политики, решится не в нашу, а в английскую пользу».
К письму от 9 сентября на имя военного министра Кауфманом была приложена копия с соглашения, предложенного Столетовым эмиру, — значит, на этот момент действия Столетова не получили осуждения Кауфмана. Кстати говоря, следует обратить внимание и на следующий факт: поскольку на чистовом бланке договора, привезенного Столетовым Кауфману, нет никаких подписей и печатей афганской стороны, то и договор этот, соответственно, не является договором в полном смысле слова, а представляет собой лишь проект договора. Это также доказывается всем дальнейшим ходом дела.
На следующий день в Кабул было отправлено письмо, полученное там в конце сентября, следующего содержания: «Высочайше повелено до окончательного решения дел о сношениях наших с Афганистаном, вам с прочими членами миссии оставаться в Кабуле, чтобы удержать занятую нами позицию». Одиннадцатого сентября оставленному Столетовым в Кабуле в качестве главы посольства полковнику Разгонову для представительности было присвоено звание генерал-майора — и это опять свидетельствует о полной поддержке Кауфманом действий Столетова.
Тем временем лорд Литтон, не дождавшись никакого ответа от Шер-Али, дал приказ Чемберлену двигаться ко входу в Хайберское ущелье. Оттуда майор Каваньяри с небольшим эскортом выехал вперед и направился к ближайшему афганскому посту, где попросил выдать разрешение на въезд в страну. Однако возглавлявший пост офицер заявил, что получил приказ препятствовать движению миссии, при необходимости даже силой оружия, и не будь Каваньяри давним его знакомым, он бы уже открыл огонь по нему и его отряду как по нарушителям границы.
