Для первоначальных переговоров с китайским уполномоченным Дзо-дзу-таном из Ташкента с точными инструкциями был послан капитан Быков, с двадцатью джигитами и десятью казаками. Китайцы, узнав о количестве выставленных Россией войск, были серьезно напуганы, сразу переменили тон и пошли на уступки. Для новых переговоров в Петербург вместе с нашим чрезвычайным посланником в Пекине, действительным статским советником Бюцовым, прибыл китайский чрезвычайный посол Цзэн, имевший титул ни-юн-хау — вице-председателя кассационной судебной палаты.
На этот раз китайцам было предъявлено требование уплаты военных издержек, содержания войск, убытков наших подданных, вознаграждения семействам убитых и, сверх того, исправление границ. А также признание русского договора с покойным Якуб-беком об уступке России части территории со стороны Ферганы, в чем до тех пор китайцы упорно отказывали. Контрибуция была исчислена, за всеми уступками, в 9 миллионов металлических рублей (около тринадцати миллионов кредитных по тогдашнему курсу).
Сорок четыре роты и сорок четыре сотни, как видно, действовали магически даже на значительном расстоянии, и 24 февраля 1881 года в Петербурге был подписан договор из двадцати статей — с нашей стороны управляющим Министерства иностранных дел, статс-секретарем, действительным тайным советником Гирсом и Бюцовым, а с китайской — Цзэном, согласившимся на все требования. Посланный к богдыхану, этот договор был ратифицирован им 15 мая, затем по возвращении в Петербург 16 августа ратифицирован и императором Александром III.
Девятнадцатого августа Цзэн прибыл в Министерство иностранных дел и обменялся с Гирсом ратификациями, о чем составили протокол, подписанный обеими сторонами.
Распространившиеся в среде кульджинского населения слухи об условиях передачи китайцам Кульджи породили в народе панику, повлекшую за собой прекращение посевов, продажу за бесценок всего имущества и стремление массами эмигрировать в русские пределы. Ввиду этого Колпаковский распорядился немедленно командировать в Кульджу в качестве комиссара (таковой был предусмотрен пятой статьей договора) помощника командующего войсками Сыр- Дарьинской области, генерал-майора Фриде, которому вверил командование нашими войсками в Кульдже и подчинил местную гражданскую администрацию. «Дабы, — как доносил Колпаковский министрам военному и иностранных дел, — чрез сосредоточение властей гражданской и военной в одних руках гарантировать успешную подготовку к передаче и самую передачу».
До прибытия Фриде в Кульджу Колпаковским была послана в город Верный гражданскому губернатору камергеру Щербинскому депеша, предписывающая ему выехать в Кульджу и успокоить население, передав, что жителям не возбраняется переходить в русские пределы, но после уборки хлеба и приведения в порядок всех своих дел. Тем более что спешить ни к чему, ибо передача Кульджи Китаю состоится не раньше осени. Поездка Щербинского по Кульдже и повсеместное объявление этих условий действительно успокоили население.
Вскоре по ратификации договора богдыхан объявил полную амнистию кульджинскому населению за все его прежние возмущения против китайского правительства. Эта амнистия, опубликованная в многочисленных прокламациях, усердно расклеивавшихся китайцами по всем кульджинским селениям, хотя и была встречена населением с недоверием, тем не менее сыграла свою роль. С 25 августа началось выступление русских войск из Кульджи, и к концу 1881 года Кульджа стала принадлежать китайцам, как это и было обещано десять лет назад.
Терентьев: «Передача эта была нами обещана… и потому была обязательна. Сверх того, Китай, за все время соседства с нами, т. е. со времени присоединения Сибири, всегда старался сохранить с нами мирные отношения, уступал нередко не только в мелочах, но и в серьезных вопросах. Такого соседа следовало ценить, поэтому удержание за собой Кульджи было бы не только несправедливостью по отношению к дружественному соседу, не только нарушением данного обещания, но противоречило бы и нашим собственным выгодам.
Да, Илийская провинция хорошо обработана, плодородна, может прокормить войска, ее занимающие, но все это капля в море расходов, какие нам пришлось бы нести из-за испорченных отношений с Китаем на всем протяжении границ, а не в одном только Туркестане. Кроме того, с водворением китайцев на своих старых местах устранялись опасения наши относительно предприимчивости мусульманских подданных Китая. Строгость и жестокость китайцев все-таки служит для них хорошей уздой. Наученные горьким опытом китайцы держали здесь достаточно войск и справедливо рассчитывали в этом на наше содействие, так как и мы были заинтересованы в охранении законного порядка в этих краях».
Конечно же, англичанам такой прямой ход не был понятен; они видели за отходом России из Кульджи все что угодно, только не акт доброй воли. Вот что пишет по этому поводу Хопкирк: «Весной 1880 года китайцы пригрозили вернуть Кульджу силой и направили для этого туда свою армию. Русские в тот момент не имели ни желания, ни возможностей затевать войну с Китаем и в соответствии со своей старой политикой максимального приобретения при минимальном риске уступили, заодно обвиняя британцев в том, что те стали причиной неожиданной воинственности Пекина». Согласно договору, который Санкт-Петербург подписал на следующий год, русские согласились вернуть Кульджу при условии сохранения контроля над небольшой территорией к западу от города и получения от китайцев значительных компенсаций «оккупационных затрат» на охрану этой территории. «Для русских отступление под угрозой азиатской силы было беспрецедентным. Китай, — заявил лорд Дафферин, — заставил Россию сделать то, чего она никогда не сделала бы прежде, — извергнуть территорию, которую однажды поглотила».
Впрочем, что бы ни думали по этому поводу англичане, событие все-таки поразило их воображение и на какое-то время выбило из-под ног русофобов всякую почву. Воспользовавшись спокойной внешнеполитической обстановкой, Россия продвинулась еще дальше. В Мерв на переговоры был послан ротмистр Алиханов. Переговоры с туркменскими старейшинами завершились успешно, и 5 марта 1884 года после долгого колебания и междоусобной борьбы партий Мерв также стал русским.
На этот раз англичане не выдержали и тотчас заговорили об условиях договора 1873 года, согласно которому независимые туркмены предоставлены были «сфере влияния России», а Герат, принадлежавший Афганистану, из этой сферы изъят. И вот теперь встал вопрос: какие, собственно, земли надо считать принадлежащими туркменам? Англичане настаивали, что туркмены-сарыки, в сущности, кочуют по афганской земле. Русское правительство ответило, что наша пограничная линия с Афганистаном идет по реке Герируду до города Зюльфагара и южнее него поворачивает к востоку до реки Кушки, отсюда вниз, по этой реке, то есть к северо-востоку, до высоты города Пендэ; здесь граница перебрасывается через реку, проходит в нескольких верстах южнее Пендэ, не захватывая развалин Бала-Мургаба, а затем прямо тянется кверху на северо-восток до Ходжа-Сале на Амударье.
Таким образом, русская сторона определила границу на сто километров южнее Серахса и, соответственно, на столько же ближе к Герату. Этого никак не ожидали англичане, и лондонская печать забила тревогу. Как всегда, англичане стали торговаться: сначала согласились на границу от Серахса до Иолотана, потом уступили пятьдесят километров к югу по линии Пули-Хатун (Женский мост, построенный будто бы дочерью Тамерлана, через реку Герируд) до Сары-Язы на Мургабе; однако русское правительство на такие условия не согласилось. Тогдашний вице-король Индии, лорд Дафферин, опасаясь за спокойствие в Индии ввиду слухов о дипломатической неудаче англичан, настаивал на скорейшем разграничении, лишь бы покончить вопрос. Англия предложила обсудить спорную полосу на месте, через делегатов смешанной пограничной комиссии.
