Двадцать седьмого марта королева Виктория обратилась к парламенту с посланием о созыве семидесяти тысяч резервистов I и II разрядов. Началось быстрое вооружение флота. Комаров же в этот день подошел практически вплотную к Ак-Тепе (Таш-Кепри), близ впадения реки Кушка в Мургаб. У него было восемь рот, четыре сотни и четыре орудия, всего около двух тысяч человек. Кавалерией командовал Алиханов, к этому времени ставший уже майором. Афганский же отряд в Пендэ насчитывал до четырех тысяч человек.
Афганцы немедленно перешли Мургаб и Кушку и тоже стали у Ак-Тепе, на левом, то есть на нашем, берегу Кушки, затем заняли окружавшие русскую стоянку высоты и стали возводить укрепления.
Двадцать девятого марта утром Комаров через парламентера направил афганскому командующему Наиб-Салару письмо следующего содержания: «Требую, чтобы сегодня до вечера все подчиненные вам военные чины до одного возвратились в прежния стоянки свои, на правый берег Кушки и чтобы посты ваши на правом берегу Мургаба не спускались ниже соединения этих рек. Переговоров и объяснений по этому вопросу не будет. Вы обладаете умом и проницательностью и, вероятно, не допустите, чтобы я свое требование привел в исполнение сам».
Наиб Салар ответил, титулуя Комарова, как зовут старших начальников в Индии: «Его превосходительству Генералу Бехадуру, храброму и отважному». Он уверял, что не может исполнить русского требования вопреки приказаниям эмира и советам английского капитана Йета, для него обязательным. В то же время Наиб обещал, если нужно, исправить то или другое маловажное расположение своих постов.
До этого момента Ламсден внимательно контролировал события и сообщал обо всем в Лондон. Однако теперь, сделав все, что было в его силах для предотвращения столкновения, он решил все-таки отодвинуть свой лагерь подальше, чтобы не оказаться втянутым в сражение. В результате о том, что произошло далее, в Британии известно лишь по русским отчетам.
В тот же день, в десять часов вечера, отдавая приказ о бое на 30 марта, генерал Комаров послал еще одно, более мягкое письмо «уважаемому, отважному и благодарному» Наиб Салару, в котором говорил, что самой маловажной из перемен в афганских силах, по его мнению, будет являться полное очищение левого берега Кушки и правого берега Мургаба ниже Кушки и что если афганцы этого не исполнят, то ничего хорошего их не ожидает и вина за все, что произойдет далее, полностью ляжет на афганцев, которых он еще раз предупреждает в видах охранения дружественно-соседских отношений отойти, не слушая дурных советов. Он уверял, что советники афганцев, англичане, видимо, стараются разорвать дружественные отношения России и Афганистана. Заканчивалось же письмо следующими словами: «Да поможет вам Господь! в разрешении этого дела и установлении вместо вражды — дружественных соседских отношений, дабы не пришлось раскаиваться в том, что вы слушались бесполезных советов посторонних лиц… Выбор между дружбой и враждой зависит от вас самих!»
Затем Комаров, прекрасно зная, что все его требования останутся без внимания, отдал своему отряду следующее приказание: «Истощив все средства мирно уладить это дело… я решил удалить афганцев из этого урочища силой. Для чего предписываю: завтра в 4 часа утра Мургабскому отряду выступить… Во время движения, до рассвета соблюдать полную тишину, не курить, не разговаривать, приказания отдавать вполголоса. Особенное внимание обращаю на то, чтобы не было допускаемо ни малейшей суеты, спокойствие чтобы было полнейшее… строгое запрещение первым начинать действовать оружием», даже больше того — «не отвечать на неприятельский огонь без приказания, в надежде на мирный исход удалением афганцев за Кушку одним маневрированием».
И вот 30 марта в четыре часа утра, еще в темноте, в густом тумане и легкой измороси, русские войска выступили из лагеря. В начале шестого часа кавалерия стала выходить на плато Ташкепринского бугра и, развернувшись, остановилась шагах в четырехстах-пятистах от вдвое превосходящей русскую афганской конницы, которая была построена глубокой массой, до двух тысяч коней против Алиханова и около двухсот против пехоты Туркестанского линейного батальона. На левом фланге конной массы тотчас вышло и залегло около роты пехоты. Туркестанцы же к этому моменту еще не подошли, а Закаспийские стрелки, развернувшись, уже наступали. Вскоре подошли и туркестанцы, и генерал Комаров направил к ним полубатарею.
В это время к афганской коннице, составлявшей основную силу и надежду отряда, подъехал Наиб-Саляр и обратился к ней со словами: «Подвизайтесь во славу Божию!» Ему отвечали троекратным «Алла!» и обещанием сражаться во имя Господне. По всем сведениям, настроенные весьма воинственно афганцы и в самом деле собирались драться с неверными русскими всерьез.
Алиханов, полагая, что афганская конница тотчас ринется в атаку, быстро спешил казачьи сотни и тех туркмен, у которых (двадцать человек) были ружья. На правом фланге на коне осталась только сотня Мервской милиции, на левом — туркмены конвоя и свита Комарова. Огня все еще никто не открывал. Афганцы, видимо, по-прежнему не решались сделать это первыми. Но вот в их рядах кто-то все же не выдержал, и раздалось четыре ружейных выстрела по русской коннице, одним из которых была ранена казачья лошадь. Казаки тут же дали ответный залп, после чего начался частый непрерывный огонь.
Афганцы сразу же начали поливать огнем всю позицию из ружей и из пушек, и после этого ответный огонь открыли уже все русские колонны. Афганская кавалерия заколебалась, отхлынула, но тут же стала опять строиться к атаке и бросилась с бугра в равнину, охватывая конную колонну русских с левого и правого флангов и с тыла. Однако после пятого залпа казаков афганцы дрогнули и обратились в бегство вместе с ротой, выдвинувшейся на левый фланг их конницы.
Вся афганская кавалерия бросилась за реку Кушка в полной панике, прыгая с обрывов бугра, скапливаясь плотными массами у брода и у моста и неся под русским огнем большие потери. Афганская же пехота под частым огнем противника вообще попряталась в траншеи с бойницами; все их пушки действовали через амбразуры и, будучи хорошо прикрыты окопами, начали приносить русской стороне заметный урон.
По свидетельству туркестанцев, огонь афганских траншей на бугре был силен, особенно против казаков. Трупы людей и лошадей валялись по обоим берегам реки, темнели в русле и уносились быстринами.
Тогда спешенные части Алиханова, к которым присоединились и Мервские милиционеры, вместе с туркестанцами двинулись на афганские траншеи, прикрывавшие расположенную на бугре батарею, а Сводный Закаспийский стрелковый батальон атаковал в штыки равнинный участок Кушкинской позиции афганцев.
Афганцы, мужественно отстреливаясь, подпустили атакующих к своим траншеям шагов на сто и, хотя в отдельных группах дрались геройски, русской штыковой атаки все же не выдержали.
Русская артиллерия в этот период боя помогала пехоте своим огнем и сообщением дистанций. Выехав на позиции тотчас по завязке боя, она стреляла во фланг и тыл афганцам, потом по переправам, где скопился противник, затем по его толпам, строившимся на высотах другого берега, и по орудию, действовавшему с Ак-Тепе.
