С начала боя неприятельская артиллерия, в количестве не меньше шести орудий, вела частый огонь по Закаспийскому стрелковому батальону, по цепи и резервам, с бугра, с долины и с Ак-Тепе. Но закаспийские стрелки обратили свой огонь на афганские батареи и быстро заставили замолчать два афганских орудия. Затем, подойдя перебежками на близкое расстояние к траншеям, цепь пехоты и резервы бросились одновременно на афганцев, которые тут же бежали к мосту, оставив три орудия.
Теперь, продолжая оборонять правый берег Кушки, афганцы стали строиться на южном краю лагеря, конница южнее пехоты. Но теперь у них оставалось уже лишь одно орудие в Ак-Тепе. И все-таки около восьми часов утра, после еще одного натиска русской пехоты, лагерь афганцев был занят, а еще через два часа перебиты или переловлены и все укрывшиеся в складках местности афганцы.
Генерал Комаров не позволил преследовать афганцев и даже вернул сотню, бросившуюся было к Пендэ. Отказавшись преследовать разбитого неприятеля, Комаров хотел дать всем понять умеренность наших требований; мы сделали только то, чего просили, и не более, освободили левый берег реки. А дальше — посмотрим.
Однако паника афганцев была столь велика, что в этот же день они преодолели более сорока километров до Меручака, и только там основная масса беглецов остановилась на первый ночлег. Защитники оазиса бежали, оставив на поле боя более восьмисот трупов, также многие утонули, в поисках спасения пытаясь одолеть разлившуюся реку. Потери Комарова составили только сорок человек убитыми и ранеными.
Итак, дело было сделано. На этот раз Россия, не испугавшись войны с Англией, сделала то, что считала нужным. Теперь интересно проследить, кто и как повел себя в пиковой ситуации столкновения интересов трех стран — России, Англии и Афганистана.
3
Наиб-Саляр, выслушав доклад о причинах, ходе и последствиях боя, пришел в ярость и приказал отрезать нос и уши начальнику конницы и кавалерийским офицерам за то, что конница первая подала пример к бегству. Но тут к нему прибыл русский гонец с письмом от генерала Комарова. Афганцы были уверены, что письмо наполнено издевательствами над позорно бежавшим с поля боя противником; в Азии это является обычным делом. Но вот что они прочли: «Высокостепенному, славному и благородному Наиб-Салару-Тимур-шаху. После добрых пожеланий, считаю необходимым уведомить Вас, что люди, попавшие в плен, из состава вверенных Вам войск, освобождены и отправились домой, снабженные продовольствием и деньгами на путевые расходы. Семнадцать человек раненых лечатся в госпитале и по мере выздоровления будут точно также возвращены Вам. Все убитые похоронены мусульманами и по-мусульманскому обряду. Вы можете быть спокойным, я добился только того, чего желал, и даже не переношу своего лагеря через Кушку. Остаюсь с афганскими войсками и подданными в добрых и дружественных отношениях, без всякой враждебной цели.
Командующий войсками генерал-лейтенант Комаров».
Афганцы были поражены. «Так может поступать только великий народ!» — вырвалось у одного из них.
Теперь взглянем на то, как реагировала на эти события Англия.
Новость о захвате русскими Пендэ дошла до Лондона через неделю и была встречена с такой яростью и тревогой, что даже правительство признало «чрезвычайную опасность» ситуации. Большинство наблюдателей, включая иностранных дипломатов, считали, что теперь война между двумя державами неизбежна. Гладстон, которого Гире, не говоря уже о самом царе, всегда выставлял дураком, осудил устроенную над афганцами резню как акт ничем не спровоцированной агрессии и обвинил русских в захвате территории, бесспорно принадлежащей Афганистану. В Палате общин он заявил, что ситуация серьезна, но не безнадежна, и, хотя на фондовой бирже уже наметились признаки надвигающейся паники, он получил от взволнованных парламентариев обеих партий кредит в одиннадцать миллионов фунтов. Таких огромных сумм не давали со времен Крымской войны.
Министерство иностранных дел подготовило официальные заявления относительно начала военных действий. Королевский флот был переведен в состояние боевой готовности и получил приказ наблюдать за передвижениями всех русских военных кораблей. На Дальнем Востоке флоту следовало занять порт Гамильтон в Корее с тем, чтобы использовать его как плацдарм для проведения операций против крупной русской военно-морской базы во Владивостоке и других объектов северной части Тихого океана. В то же время рассматривалась возможность нанесения удара по русским на Кавказе, желательно при поддержке Турции.
На этот раз намерения правительства были непоколебимы, и британский посол в Санкт-Петербурге получил инструкции предупредить министра иностранных дел Гирса, что любое дальнейшее продвижение русских в направлении Герата будет означать войну. На тот случай, если это не сработает, вице-король подготовил и отправку двадцатипятитысячного корпуса в Кветту, где ему надлежало ожидать согласия Абдуррахмана на марш-бросок в направлении Герата. Персидский шах, изрядно встревоженный агрессивными действиями России в непосредственной близости от его собственной границы с Афганистаном, убеждал Британию войти в Герат прежде, чем это сделает Санкт-Петербург, и в случае войны между могущественными соседями подтвердил свой нейтралитет.
Плодовитый писатель-русофоб Марвин издал книгу, озаглавленную «Русские у ворот Герата». Книга эта была написана и издана всего за одну неделю и сразу же стала бестселлером — мгновенно разошлось шестьдесят пять тысяч экземпляров. Прежде всего Марвин заявлял, что все проблемы в отношениях с Санкт-Петербургом создаются в основном из-за бесхребетных и нерешительных действий последовательно сменяющих друг друга британских правительств, особенно либеральных.
Отзвуки кризиса мгновенно разнеслись по всему миру. В Америке, где от новостей содрогнулась даже Уоллстрит, только и говорили что о ссоре между двумя гигантскими империями, а в обычно трезвомыслящей газете «Нью-Йорк Таймс» появилась статья под заголовком, набранным огромными буквами: «БИТВАРОССИИ С АНГЛИЕЙ», которая начиналась словами: «Это — война». И это вполне могло стать реальностью, если бы среди всеобщего безумия не сохранил здравый рассудок один человек.
И кто, вы думаете, был тот единственный человек, сохранивший в этой истории здравый рассудок?
А именно тот, кто, по мнению англичан, немедленно должен был «потребовать смыть оскорбление русской кровью и в соответствии с англо-афганскими соглашениями попросить британской помощи».
Все газеты и государственные деятели мира предсказывали скорую драку между двумя крупнейшими державами из-за отдаленного среднеазиатского селения. Находясь в ежедневном ожидании войны, британские газеты требовали преподать русским урок, а газеты Санкт-Петербурга и Москвы настойчиво домогались от своего правительства разрешения на аннексию Герата и предостерегали Британию, предлагая ей держаться подальше. И только один «безжалостный», по определению Хопкирка, эмир Афганистана Абдуррахман спокойно сказал: «Ну и что, что там погибло двести человек. Хотя бы и две тысячи». Но за этим спокойным ответом стояло не безразличие восточного деспота, а холодная мудрость опытного правителя. Абдуррахман прекрасно понимал, что это будет не его война. Эмир просто не имел ни малейшего желания еще раз увидеть свою страну превращенной в поле битвы между конфликтующими соседями.
