Казаки схватились за дула направленных против них ружей и подняли их кверху… афганцы дали залп, попавший в небо… произошла схватка… афганцы потеряли тут своего капитана и 5 человек убитыми, у нас было ранено три казака. Остальные афганцы сбежали вниз, спрятались в юртах и открыли огонь; но вскоре потеряли еще 9 человек убитыми, да один раненый бросился в воду и утонул; сдалось в плен 5 человек, да пятеро шугнанцев передались к нам еще до схватки. Наши подобрали 16 ружей, а 10 августа вернулись на Мургаб. После этого все афганские отряды очистили Памир и отступили за р. Пяндж».
Я намеренно привел здесь такую развернутую цитату, поскольку историю этой схватки разные источники передают по-разному. Бжезицкий дополняет рассказ тем, что сам Ионов был вооружен только одной плеткой и прибыл к Сома-Ташу с небольшим разъездом, состоящим всего из девятнадцати казаков. Некий же киргиз рассказал англичанину, что триста русских казаков окружили пятнадцать афганцев и командир афганцев успел зарубить пятерых русских, прежде чем погиб сам. На основании этого англичанин, а именно лорд Данмор, даже сочинил прочувствованный «In Memoriam», приведенный А. В. Постниковым в его книге «Схватка на „Крыше мира“». В этом стихотворении он повествует о том, как «лихие рубаки афганцы с кабульских равнин» пали в неравной схватке, оставив «горы трупов под небом летним», и в кратком эпилоге поминает о безутешных вдовах на Дону и на равнинах Кабула; лорд предлагает им спросить «у власть предержащих, достойна ль граница таких человеческих жертв».
В Приложении я даю еще одно художественное описание этого события, принадлежащее непосредственному участнику схватки Борису Леонидовичу Тагееву (1871–1938). Пусть читатель сам составит себе представление о происходившем…
Так как ввиду подготавливаемого русской стороной переговорного процесса пришло распоряжение из Петербурга избегать усложнений и вооруженных столкновений, то барон Вревский не без тревожного чувства послал в Петербург телеграмму о таком чрезвычайном происшествии. Однако 9 августа получен был следующий ответ от Обручева: «На всеподданнейшем докладе, по телеграмме 476, Государем Императором написано: „не мешает иногда и проучить их“». При всем миролюбии император Александр III не мог допускать унизительного обращения со своими верными слугами.
Однако вслед за тем благодаря вмешательству беспокойного министра иностранных дел Ионов получил приказание: далее озера Яшилькуль не ходить, к оружию не прибегать и в случае встречи с английскими офицерами о политике с ними не говорить. В результате вместо того, чтобы отправиться в Шугнан и очистить его от афганцев, прогнав их за Пяндж, как намеревался сделать после этой стычки Ионов, ему велено было вернуться в Маргелан. Полковник Ионов собирался уже выполнить приказ, но разведчики сообщили ему, что китайцы подвигают войска к Памиру и даже принялись строить крепость на Ак-Таше. Ионов не стал ждать разрешения от беспокойного министерства и 31 августа выступил далеко за Яшилькуль к Ак-Ташу с одной сотней при четырех орудиях, а в виде резерва велел выступить следом двум ротам пехоты. Китайцы, в числе ста кавалеристов, проведав о движении к ним Ионова, бросили недоконченное укрепление и ушли. Укрепление было срыто командой, присланной с Мургаба.
После этого Ионов покинул «беспокойное окно», оставив там русскую администрацию во главе с подполковником Громбчевским и с сотней казаков. Однако ситуация в регионе спокойнее и проще не стала. Китайцы и особенно афганцы заявили протест по поводу уничтожения их постов, и весь следующий год происходили постоянные приграничные стычки.
Забеспокоился даже вернувшийся в Лондоне к власти Гладстон. «Вопросы сейчас достигли такой переломной точки, — предупреждал лорд Росбери, министр иностранных дел и будущий преемник, — что правительство Ее Величества не может оставаться пассивным». Гладстон решил… согласиться на совместную с Россией пограничную комиссию. Однако, как предупредил его Росбери, военные, несомненно, будут пытаться задержать любое урегулирование вопроса о границе. Он намекал на возможность повторения истории с захватом Пендэ. Его предупреждение подтверждалось сообщением, что русские вновь заняли Боза-и-Гумбез, детонатор предыдущего Памирского кризиса. Но это было еще не все. Серьезные проблемы возникли в Читрале, а многие стратеги считали его гораздо более уязвимым для российского проникновения, чем Хунзу. Тем более что после смерти престарелого правителя в стране вспыхнула борьба за трон между многочисленными членами правящего семейства. За три года в Читрале последовательно сменилось пять правителей.
В России «ястребы» во главе с военным министром призывали царя занять агрессивную позицию, но «голуби» во главе с Гирсом все же убедили Александра отдать приоритет дипломатическим решениям. В Англии, с тревогой наблюдая за тем, что в Читрале борьба за трон становится на каждом повороте все более кровавой, ничего этого не знали… или не хотели знать. Сначала британцы, надеясь предоставить покровительство возможному победителю, оставались нейтральными. Но в конце концов не выдержали и отправились «наводить порядок» в Читрале, где завязли надолго, претерпев немало драматических эпизодов, напоминавших об афганских вторжениях.
Тем временем Россия, хотя в целом и выдерживала свою принципиальную позицию, продолжала осуществлять практику какого-то неопределенного «топтания на месте». Следующим летом туркестанский генерал-губернатор вновь снарядил экспедицию полковника Ионова на Памир. Однако из-за начавшихся наконец в 1892 году русско-английских переговоров по урегулированию памирских границ вообще запретил ему применять оружие. А к осени вновь отозвал, во избежание возможных провокаций из этих краев. Покинув, согласно срочному предписанию, одно из таджикских селений в октябре 1893 года, Ионов записал: «Оставляя селение… тяжело было слышать мольбы собравшегося сюда населения не покидать их на жертву афганской мстительности, и больно было выслушивать справедливые упреки этого населения, что мы за симпатии к нам и их услуги так жестоко бросили на произвол всяких случайностей и голодное существование».
В марте 1894 года нашим властям стало известно о намерении англичан утвердиться в долинах рек Кара-Чукура и Тагдумбаша. Этим сведениям русское правительство не могло не придать серьезного значения, поскольку Таш-Курган составлял узел дорог из Кашгара, Гилгита и Кабула через Бадахшан. Это превращало его в британский аванпост, позволяющий наблюдать за всем, что делается на Памире и в Фергане. Поэтому в конце июня 1894 года вновь были сформированы и посланы в «беспокойное памирское окно» отряды под общим командованием теперь уже генерал-майора Ионова.
Ионов сразу же, спеша упредить афганские транспорты по сбору податей и рекрутскому набору, распорядился послать в Шутнан и Рошан два рекогносцировочных отряда — капитанов Юденича и Скерского. Обоим была поставлена задача освободить эти районы от афганцев. Одновременно с этим он послал уведомление губернатору Бадахшана с предупреждением о посылке отрядов и просьбой во избежание кровопролития не препятствовать им и предупредить афганцев, дабы они не пересекали Пянджа.
Местные жители везде с радостью встречали русских, выходили им навстречу, следовали за отрядами, оказывая всяческую помощь и поддержку. Однако 4 августа, когда рекогносцировочные отряды уже вошли в указанные им области, Ионов вновь вдруг получил предписание командующего войсками Ферганской области о соблюдении инструкции, данной ему еще в 1893 году, в которой было воспрещено вступление в пределы Шугнана и Рошана. Генерал Ионов, прекрасно зная, что население Шугнана и Рошана и так уже чересчур поплатилось за свои симпатии к русским, посчитал невозможным и несправедливым опять бросать его. Поэтому, не приостанавливая акции, он тотчас обратился с ходатайством непосредственно в Главный штаб Туркестанского военного округа, откуда, к счастью, получил «добро».
