Верхи, как Англии, так и России, и в самом деле были вполне удовлетворены достигнутыми успехами. Однако совсем иначе оценили значение англо-русских соглашений на Памире и в Горном Бадахшане те, кто принимал непосредственное участие в военных походах и научных экспедициях по этим краям.
Вот что писал наш исследователь Б. В. Станкевич, близко ознакомившись с демаркационной линией, установленной русско-английским соглашением 1895 года: «Нам русским людям приходится сказать правду, что наши представители в русско-английском разграничении сделали уступку Англии… Мы отдали Афганистану могучий горный хребет, лежащий между рекой Памиром и озером Зоркулом с одной стороны, и Вахан- Дарьей с другой стороны, горный хребет, получивший наименование хребет императора Николая II…»
Но особенно бессмысленной выглядело проведение границы не по горным хребтам, а по реке Пяндж, что разрезало исторически сложившиеся области Шугнан, Рошан и Вахан на две неравные части. Известный русский этнограф А. А. Бобринский, летом 1900 года путешествуя по Горной Бухаре и особенно всесторонне изучивший Вахан в историческом и этнографическом отношениях, отметил, что от Вахана отошла к России только четвертая его часть. «Эта новая граница, которая разделила это общество на две части, — писал он, — создала для них такое неуклюжее положение, какое получилось бы, если кто вздумал поделить русскую деревню вдоль по улице между двумя государствами».
Таким образом, получается, что обе великие державы, найдя наконец общий язык к концу столетнего противостояния, совсем уже забыли о тех, чьи судьбы они решали в Большой игре. Не поэтому ли и до сего дня политики все совершают одни и те же ошибки?..
Приложение
I
Из книги: Бларамберг И. Воспоминания. М.: Наука, 1978
После двухмесячного пребывания в Петербурге и после получения инструкций я готовился покинуть столицу, но прежде познакомился с моим спутником Виткевичем, который также получил назначение в Персию. Передо мной предстал обаятельный, молодой поляк 28 лет, с выразительным лицом, хорошо образованный, обладавший энергичным характером. Поскольку этот молодой человек в 1837–1839 годы сыграл определенную роль в тогдашних политических отношениях между Персией и Афганистаном, поскольку он так много пережил и так печально закончил свою жизнь, позволю себе привести здесь его краткую биографию.
Иван Викторович Виткевич родился в Гродненской губернии. Воспитание получил в кадетском корпусе в Варшаве. 17-летним юношей из-за необдуманных поступков, совершенных по молодости, был сослан тогдашним наместником Великим Князем Константином в солдаты в Орск (Оренбургская губерния). Здесь, на границе с Азией, он прозябал бы, если бы тогдашний комендант Орской крепости, превосходный человек полковник Исаев, не позаботился о нем. Не имея возможности сразу освободить молодого человека от службы в действующей армии, он все же ввел его в свой дом. Из чувства благодарности Виткевич занимался с его детьми французским языком, географией и другими науками, так как в 20-е годы в этом отдаленном крае очень трудно было найти для детей учителя. В свободное время он изучал татарский язык, знакомился с кочевавшими в окрестностях Орска киргизскими старейшинами (аксакалами), часто приглашал их к себе, угощал чаем, пловом и бараниной и привык к их обычаям, нравам и языку, на котором мог читать и писать. Так проходили годы тяжелых испытаний для молодого образованного человека со средствами.
В 1830 году Александр Гумбольдт с профессором Розе, совершая свое широко известное путешествие на Алтай, проезжали через Орск. Они остановились в доме коменданта Исаева. Здесь Гумбольдт с изумлением увидел на столе свою книгу „Tableaux de la nature“, т. e. описание путешествия по Центральной Америке, Перу и т. д. На вопрос, чья это книга, ему ответили, что она принадлежит молодому поляку, который служит солдатом в Орском гарнизоне. Из любопытства Гумбольдт попросил позвать его, поговорил с ним. Приятная внешность молодого человека в грубой солдатской шинели, его скромный нрав и образованность так заинтересовали этого большого ученого и замечательного человека, что он выпросил у Виткевича его адрес, чтобы быть полезным ему.
Вернувшись из своего путешествия по Сибири в Оренбург, он сразу же поговорил с замечательным, но, увы, слишком рано скончавшимся Оренбургским генерал-губернатором графом Павлом Сухтеленом о печальном положении Виткевича и просил графа позаботиться о молодом человеке и облегчить его судьбу. Граф вызвал Виткевича в Оренбург, произвел в унтер-офицеры, назначил своим ординарцем, перевел к оренбургским казакам и позднее предоставил ему работу в канцелярии киргизского управления, которым тогда руководил ученый — генерал фон Генц. К сожалению, граф Сухтелен умер уже в 1832 году. Однако его преемник, генерал и позднее граф Василий Перовский, после того как узнал Виткевича поближе, произвел его в офицеры, сделал своим адъютантом и посылал несколько раз с поручениями в киргизские степи и даже два раза в Бухару. Первый раз, зимой, в киргизской одежде, сопровождаемый двумя преданными киргизами, он совершил за 17 дней переход в Бухару верхом, по глубокому снегу, через замерзшую Сыр- Дарью. В одетом по-киргизски, прекрасно усвоившем обычаи, привычки и язык киргизов человеке никто не признал европейца и христианина, даже фанатичные бухарцы; более того, красивые темные глаза, черная борода, обстриженная макушка и смуглое лицо делали его похожим на азиата и мусульманина.
Когда Виткевич во второй раз приехал в Бухару по поручению генерал-губернатора Перовского, чтобы потребовать от эмира выдачи нескольких русских купцов, незаконно задержанных там, он случайно познакомился в Караван-Сарае, где остановился, с Мирзой-Али — афганским посланником Дост Мухаммед-хана, тогдашнего правителя Кабула. Мирза-Али доверился ему, сказав, что имеет письменное поручение своего господина к нашему вице-канцлеру графу Нессельроде, и попросил взять его в Оренбург под своей защитой. Поскольку миссия Виткевича в Бухаре затянулась, он научился читать, писать и говорить по-персидски. В этом ему помогло ежедневное пребывание в обществе Мирзы-Али.
Преодолев многочисленные затруднения и даже опасности, они покинули Бухару и благополучно добрались до Оренбурга, откуда генерал Перовский направил обоих в Петербург.
Так как послание от Дост Мухаммед-хана графу Нессельроде содержало уверения в дружбе и желание установить торговые связи с Россией, Виткевичу, произведенному к тому времени в поручики, было приказано сопровождать в Кабул полномочного представителя Мирзу-Али с ответным письмом Азиатского департамента. Это и явилось причиной того, что я должен был встретиться с Виткевичем в Москве или Тифлисе и отправиться в его обществе в Тегеран…
В апреле мы получили печально известие о самоубийстве нашего друга Виткевича. Об этом мне сообщил в письме князь Салтыков. Перед смертью Виткевич сжег все свои бумаги. Это был печальный конец молодого человека, который мог бы принести нашему правительству еще много пользы, потому что обладал энергией, предприимчивостью… Во время нашего с ним путешествия в Персию и пребывания там он часто бывал меланхолически настроен, говорил, что ему надоела жизнь, указав на пистолет системы Бертран… И он сдержал слово, так как застрелился именно из этого пистолета в минуту глубокой меланхолии. Его смерть произвела тогда сенсацию, и английские газеты много иронизировали по этому поводу.
