Очевидно, отцу авантюра с возвращением Дрейтона в дом, где умерли родичи паренька, была не по душе, и той ночью обсуждалось странное предложение терапевта. В конце концов мать и терапевт победили в споре. Лерой подумал: Ох уж эти матери и врачи. Такими глупыми порой бывают, что хоть волком вой.
* * *
День тот выдался дождливым и промозглым, в небе собрались темные тучи. Врач – тощий мужичонка с торчащими вперед зубами – сидел с ними в машине, на заднем сиденье, между Дрейтоном и Лероем. Мать – впереди, рядом с отцом, у которого явно было настроение побухтеть о всяком-разном. Лерой радовался, что его взяли. Ему причиталось, в идеале, оказывать Дрейтону поддержку, но такой идеал – курам на смех. Втайне он надеялся, что у Дрейтона случится какой-нибудь болезненный флешбэк, он зальет всё горючими слезами, станет кататься по полу, и из дому его выволокут в смирительной рубашке, а свою старость он мирно встретит в дурке, в комнате с мягкой обивкой.
Дом оказался совсем не таким, как Лерой себе представлял. В общем, просто дом. И не было в нем ничего жуткого – ни столетней паутины по углам, ни заросшей сорной травой лужайки. Кто-то до сих пор ее подстригал, похоже. А еще дом был яркий, старательно выкрашенный – единственный сиреневый в округе. Уныние наводили только пустые клумбы (по времени года им и полагалось быть такими) да небо, давившее на крышу дома грузом серых, спутанных комков хлопка.
Внутри дом тоже не поразил – самый обычный, как кусок хозяйственного мыла. Ни пятен крови, ни опрокинутых вещей, ни меловых фигур на полу. Даже желтая лента с надписью «ПОЛИЦИЯ / НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ» не была натянута перед дверью. Скука.
– Что ж, Дрейтон, – начал терапевт. – Когда это произошло, тебя здесь не было…
– В том-то и суть, – произнес отец Лероя. – Его здесь не было. Он ничего не видел. И совсем не обязательно его сюда тащить. Добра оно ему не сделает.
– Все в порядке, – подал голос Дрейтон. – Я хочу посмотреть.
Терапевт поджал губы, как бы говоря: видите, я прав.
Дрейтон кивнул. Миновав диванчик для гостей, они открыли дверь и зашли в одну из комнат. Наконец проявилось что-то странное, прибытие начало себя оправдывать. Стены оказались выкрашены в черный цвет, окна – тоже. Кисти, которыми тут орудовали, лежали на полу и подоконниках. Кровать была перевернута и оттащена к стене, дверь шкафа распахнута: глазам Лероя предстала одежда на вешалках. Над ковром в спальне витал тяжелый запах, и в одном месте ворс был темным и жестким, как щетка.
– Здесь, – указал терапевт на пятно, – лежала твоя мать, Дрейтон.
– Это, черт побери, жестоко, – пробормотал отец Лероя. – Дрей, уходи, если хочешь.
Дрейтон покачал головой.
– Нет, сэр, я останусь.
– Не думаю, что Джимми хотел бы такого, – промолвил отец.
– Его разум, само собой, был помрачен, – сказал терапевт. – Он не знал, чего хотел. Или, скорее, то, чего он хотел, было… довольно-таки страшно.
– Вы знаете, о чем я. – Отец Лероя встал прямо и подбоченился. На терапевта жест, судя по всему, впечатления не произвел, и в итоге родич сдулся. Мать внимательно оглядывала углы спальни, будто проверяя, не осталось ли там чего от жертв.
– Ладно, мы лучше выйдем. – Скрестив руки на груди, отец вышел, следом за ним – мать. Они так торопились, что забыли о Лерое, которому тут было вполне по душе.
Вау, думал он, убийство. Бритвой – от уха до уха. Вау.
– Раньше эта комната не была черной, – сообщил Дрейтон.
– Он покрасил ее примерно за день до инцидента, – пояснил терапевт. – Никто не знает, зачем он все затемнил, даже окна. Вероятно, сделал это сразу после убийства, наверняка никто сказать не может.
– Здесь папочка убил себя? – спросил Дрейтон.
Терапевт покачал головой.
– Нет. Когда он закончил здесь, пошел вон туда.
Лерой с Дрейтоном прошли следом за терапевтом сначала в гостиную, затем – по короткому коридору в кухню, а оттуда по черному ходу попали в гараж. Врач спросил у Дрейтона, где включается свет, и тот щелкнул рычажком на стене. Машина стояла на месте – никто на нее не покусился. Воздух в гараже был преотвратный.
– Тут он умер, – сказал терапевт, указывая на кладовку в дальнем конце гаража. – Забрался внутрь, сел на табуретку и перерезал себе глотку.
Да, крутой из тебя целитель душ, дядя, подумал Лерой. Если наш пацан не тронулся умом раньше, после поездочки ему это светит, как пить дать.
На окостеневших ногах Дрейтон подошел к кладовке и рванул на себя дверь – с таким остервенением, будто мог вернуться в прошлое и спасти отца от самоубийства. Лерой с интересом заглянул внутрь через его плечо.
Там стояла табуретка. Нутро кладовки пахло кровью. Когда Дрейтон включил свет, тараканы, недовольно стрекоча, шуганули по углам. На мгновение в одном углу, где, казалось, остались тени, несмотря на свет, Лерою на мгновение показалось, что тараканы собрались вместе и выстроились в высокую и широкую форму, а затем снова разбежались и удалились… неизвестно куда. Все произошло мгновенно. Пол и стены казались настолько плотно подогнанными друг к другу, что спрятаться здесь даже таракашке было нереально. Тем не менее усатая орда рассосалась, и угол больше не казался темным. Лерой почувствовал холод, будто ему за пазуху сунули сосульку. Да уж, яйца тут поджимаются будь здоров.
Лерой оглянулся на терапевта, оставшегося в гараже и спокойно там курившего. Судя по всему, ему этот спектакль нравился. Вероятно, он ждал, когда Дрейтона хватит нервный срыв, с последующим буйством и санитарами.
Если так – напрасно.
Дрейтон постоял в тени, затем вошел внутрь и обошел кладовку по периметру. Очень медленно. Закончив обход, он сел на стул, задрал голову и стал смотреть вверх.
Лерой тоже поднял глаза. Наверху – засиженная мухами лампочка где-то на сорок ватт, больше ничего; но она чем-то привлекла Дрейтона. Он задумчиво покачал головой и задал вопрос – громко, чтобы курящий терапевт в гараже услышал:
– Он умер на этой табуретке?
– Да. – Подойдя поближе, терапевт встал в проеме. – Его нашли лежащим позади нее. Рука была протянута к стене.
– Где бритва? Ее забрала полиция?
– О, Дрейтон, тут небольшая загадка. Ее не нашли. В полиции решили, что он сделал это бритвой из-за внешнего вида раны. Может, это был нож. Орудие исчезло.
– С чего они тогда решили, что это он все сделал?
– Он оставил записку.
– А…
– Там было только два слова: «Мне пришлось». И все.
– Но где тогда бритва?
– Знаю, смахивает на убийство, раз ее нет. Но, опираясь на записку и следы крови на стене, полицейские решили, что твой отец сначала нанес себе рану, потом спрятал бритву.
