Английский монах прекрасно понимал, что Англия уже стала страной торговли, где купцы умеют считать.
Тем не менее то, что можно назвать обращением Мэтью в Людовика, состоялось еще до начала военных действий, когда последний признал права короля Англии на его старинные владения во Франции и объявил о своем намерении вернуть ему Пуату и большую часть Нормандии
[736]. Это утверждение отныне будет проходить лейтмотивом в «Хронике» Мэтью Пэриса, и Людовик будет «тем, кто хочет вернуть, кто хочет возвратить». Так ли это? Для того времени нет никаких оснований так полагать, и, несомненно, король Франции и не думал возвращать английскому королю Нормандию, завоеванную его дедом Филиппом Августом. Похоже, что поскольку Людовик, как пишет Мэтью Пэрис, учитывал непреодолимую враждебность своих баронов этой реституции, то это было не реальностью, а скорее поводом, «хитростью», которой он прикрывался. Это ему вполне удалось. Но все равно можно с волнением констатировать то, что он сделает по договору 1259 года (не для Нормандии и Пуату, но для прочих территорий запада и юго-запада Франции), несмотря на ярко выраженную оппозицию части баронов и его придворных. Итак, возможно предположить не только то, что Мэтью принимал желаемое за действительное, но и что слухи о соглашательской позиции Людовика Святого в отношении английских владений во Франции распространились задолго до 1259 года. Следует добавить и то, что Людовик ссылался (а это очень важно для него) на родственные узы с королем Англии, которого он называет consanguineus
[737], хотя они приходились друг другу всего лишь свояками, так как были женаты на сестрах. Мэтью Пэрис возобновляет похвалы в адрес Людовика Святого, когда накануне выступления в крестовый поход 1247 года он назначает ревизоров, чтобы приступить к возможной реституции налогообложения и незаконных королевских поборов. В случае территориальных реституций торжествует его «патриотизм» англичанина. В случае ревизий проявляется его враждебность к любым налогам, особенно королевским (феодальным или «публичным») и ко все большему вмешательству королевских чиновников в дела королевства.
Все симпатии хрониста на стороне Людовика Святого, когда король становится крестоносцем. Приверженец традиционной феодальной духовности, пусть даже не питая иллюзии в отношении достоинств вельмож, Мэтью Пэрис — приверженец крестовых походов. Он сокрушается только, что для осуществления этого похода Людовик Святой получил от Папы разрешение на сбор налога, вся тяжесть которого легла на плечи духовенства, и приводит в пример одного английского сеньора, который, напротив, чтобы отправиться в крестовый поход, продал свои земли и имущество. Впрочем, это вымогательство при подготовке крестового похода и служит, на взгляд Мэтью, причиной и объяснением его провала: «Король Франции подал пагубный пример, отобрав у своего королевства бесконечно много денег, что, по каре Божией, пошло далеко не на пользу в осуществлении похода. Далее вы увидите, какие плоды это принесло»
[738]. Зато он хвалит желание Людовика восстановить в королевстве перед выступлением в поход «хорошие» деньги. Король Англии повелел выследить «фальшивомонетчиков» (faisant), которые обрезали монеты до самого внутреннего кружка, причем наружный круг с надписями или исчезал, или оказывался испорченным. Он постановил, что отныне могли находиться в обращении только монеты надлежащего веса (pondus legitimum) и абсолютно круглой формы и повелел наказать евреев, кагорцев и некоторых фламандских купцов, повинных в этих преступлениях. Людовик, последовав этому примеру, проявил большую жестокость: «Монсеньер король Франции приказал также разыскать этих преступников в своем королевстве и повесить их на виселицах»
[739].
Впрочем, о мерах, упоминаемых Мэтью Пэрисом в 1248 году, ничего не известно, но они согласуются с тем, что мы знаем о поведении Людовика в последние годы его правления: стремление оздоровить монетарную ситуацию и мероприятия, направленные против ростовщиков и денежных воротил. И снова размышление о короле и королевском правлении, давно сложившийся образ Людовика Святого: деньги аморальны, король должен организовать хождение «хороших» денег, и корыстные люди (в первую очередь евреи и ростовщики) навлекают на себя ненависть.
Мэтью Пэрис хвалит короля Франции и за его поведение во время одного любопытного происшествия, случившегося на пути из Парижа в Эг-Морт, когда Людовик выступал в крестовый поход в 1248 году. Путь лежал через цистерцианское аббатство Понтиньи в Бургундии, которое король посетил, чтобы поклониться останкам святого Эдмунда Рича (или, вернее, Абингдона), некогда архиепископа Кентерберийского, канонизированного в 1246 году. Чтобы доставить удовольствие Людовику, а также, загадочно говорит Мэтью Пэрис, чтобы уменьшить приток паломников, раздражавших монахов, цистерцианцы отрубили святому руку и хотели поднести ее в подарок французскому королю. Черный монах, бенедиктинец Мэтью Пэрис, пользуется случаем, чтобы оговорить соперников, белых монахов:
Что же? Тем самым монахи Понтиньи умножили свои позорные дела, которыми они выделялись среди всех цистерцианцев, и многие сетовали, что такие досточтимые останки покоятся в церкви цистерцианцев, тогда как тела святых столь благочестиво сохраняются в церквах черных монахов. О безрассудное самодовольство! То, что Бог сохранил нетронутым и неповрежденным
[740], человек дерзнул изуродовать
[741]. Следуя в крестовый поход, благочестивый король Франции, которому поднесли часть тела святого, ответил: «Богу угодно, чтобы не разрезали для меня на куски то, что Бог сохранил неприкосновенным». О неверие! То, что Господь сохранил нетленным и прекрасным, то, что сами монахи старательно забальзамировали, чтобы тело лучше сохранялось, теперь стало землистого цвета. И справедливо Господь в гневе своем с тех пор крайне редко являет в том месте чудеса, процветавшие там прежде. Таким образом, досточтимый орден цистерцианцев пал в глазах магнатов, прелатов и клириков. И пострадала не только репутация ордена, но и все его поведение явилось печальным предзнаменованием для всего христианского мира.
Поразительный текст, если вспомнить о расчленении, которому подверглось после смерти тело Людовика Святого, а после канонизации — его скелет; вещий текст, если вспомнить о почитании, которое впоследствии внушали останки людей и которое все усиливалось к концу столетия; удивительный текст и потому, что проливает свет на ментальность бенедиктинца, неустанно ищущего предзнаменований в истории, бенедиктинца, которому удалось, прославляя Людовика Святого и осуждая цистерцианцев, предсказать крах крестового похода…
