Но чем дальше к верховьям, тем большими чудесами полнится географическое описание:
А еще за пределами Египта люди имеют обыкновение забрасывать вечером в реку сети и, придя утром, находят в них те специи, которые продают на вес и которые притекают в эти места, а именно: имбирь, ревень, дерево алоэ и корицу. И говорят, что все это притекает из земного рая; ибо ветер валит деревья, растущие в раю, точно так же, как валит сухие деревья в этом краю; и то, что падает с этих деревьев в реку, купцы здесь продают. Вода этой реки обладает таким свойством, что когда мы подвешивали ее (в горшках из белой глины, изготовляемых в этой стране) на веревках в наших палатках, то в самое жаркое время дня она оставалась такой же прохладной, как родниковая вода.
Говорят, вавилонский султан
[989] не раз пытался узнать, откуда течет эта река; и он посылал людей, которые, уходя, брали с собой особый хлеб, называемый печеньем, ибо он выпекался дважды; и они питались этим хлебом до возвращения к султану. И они сообщили, что поднялись вверх по реке и дошли до отвесной скалы, куда никто не смог подняться. С этой скалы низвергается поток; и показалось им, что на самой вершине горы великое множество деревьев; и сказали они, что увидели там разных невиданных диких зверей: львов, змей, слонов, которые сошлись и смотрели на них с берега реки, когда они плыли вверх по течению
[990].
В этом замечательном тексте переплелись мифическое (вера в реки, вытекающие из рая, то есть библейская география), рациональное сомнение в слухах («и говорят, что…»), опыт (вода, подвешенная в специальных горшках) и научное исследование, любимое занятие правителей мусульманских и христианских государств: вавилонский султан посылает людей в научную экспедицию, чтобы узнать на опыте, откуда вытекает река. И вновь оказывается, что Людовик Святой живет в переходную эпоху — между знаниями, коренящимися в мифе, и желанием знания, подтверждаемого опытом. Но Нил все еще характеризуется как научное чудо, предполагающее, что нет ни противоречия, ни разрыва между природой и мифом, между Египтом и раем. По мере продвижения к истокам одно сменяется другим. Есть, пожалуй, только одно место, одно природное явление, одновременно связующее и разъединяющее эти два мира: водопад, «высокая скала, куда никто не смог забраться… и откуда низвергается поток»
[991].
В середине ХIII века христианину для знакомства с географией полезнее всего было бы отправиться в Святую землю, ибо туда стекались христиане со всего мира.
В Цезарее Людовик Святой познакомился с человеком, побывавшим в Норвегии, и эта встреча расширила его географический горизонт до страны «белых ночей».
Итак, вернемся к предлежащему и скажем, что, когда король укреплял Цезарею, в лагере появился монсеньер Алернар Сененьянский и поведал, что свой корабль он построил в Норвежском королевстве, что на западной оконечности мира; и что когда он плыл к королю, то обогнул всю Испанию и должен был пройти через Марокканские проливы. Много бедствий он испытал, прежде чем добрался до нас. Король оставил его при себе десятым рыцарем. И он поведал нам, что в Норвегии ночи летом такие короткие, что совсем незаметно, когда заканчивается день и когда он начинается.
Тогда же в Цезарею прибыл некто Филипп де Туей, его дальний родственник, находившийся на службе у латинского императора Константинополя. Последний заключил союз против православного греческого императора, нашедшего убежище в Никее, с куманами (coumans, coumains)
[992], языческим тюркским народом, угрожавшим Венгрии. Филипп де Туей поведал Людовику Святому об их варварских обычаях: братство, скрепленное кровью и свежеванием собаки, погребение богатого воина вместе с конем, живым слугой и великим множеством золота и серебра.
Так Людовик Святой мысленно расширяет и населяет пространство, приходя то в ужас, то в изумление. Вознося благодарение Богу за столь великое разнообразие, которое по воле Божией или, по крайней мере, с его согласия существовало на земле, король смог уяснить для себя, что ему предстояло сделать: обратить эти народы в христианство. Его пространство было миром обращения.
В конце жизни ему захотелось присоединить к этому миру целый континент, который был ему совсем неведом, — Африку, то есть Северную Африку.
Хорошо выразил это стремление Гийом Шартрский: «Он заставлял своих людей помышлять о расширении и умножении веры в этих африканских областях»
[993]. Расширить пространство христианской веры до Африки и ошибиться в расстоянии между Тунисом и Египтом — это Тунисский крестовый поход.
Таково было пространство Людовика Святого, неполное, фрагментарное, но объединенное чувством универсальности христианского вероучения и всемогущества Бога, которому надлежало осуществляться повсюду. Эта одержимость верой еще более сильна в его постижении времени.
Время Людовика Святого
Распорядок времени. — Цикличное и литургическое время. — Людовик Святой и время истории.
В эпоху Людовика измерение времени было эфемерным, ибо длительность происходящего была множественной, фрагментарной. Только к концу ХIII века появились первые механические часы
[994]. Нередко неизвестны даты рождения даже самых великих людей, а значит, и их точный возраст. Нумерация королей, князей, представителей больших династий еще малоупотребительна и грешит множеством неточностей. Людовик Святой при жизни вовсе не был Людовиком IX. Впервые систематическая нумерация французских королей появилась в хронике Примата, работа над которой началась по повелению Людовика, а завершилась в 1275 году, вскоре после смерти короля. Дни гораздо чаще связывались с именем того или иного святого, чем с числами месяца. Людовик Святой жил в многообразии неуловимого времени.
