Наконец, новые люди короля — это именно бальи и те сенешалы, которые представляют королевскую власть в границах домена и королевства и являются как орудием, так и воплощением королевского правосудия. Во избежание появления коррупции или просто фаворитизма, причиной которого могло быть длительное общение, способствующее возникновению дружеских отношений, при которых возможно сокрытие различных злоупотреблений, среди них практиковались частые перестановки и перемещения. При Людовике IX было два таких «напряженных периода»: 1254–1256 и 1264–1266 годы. Трудно сказать, что послужило поводами для перестановок и смещений, которых во втором случае было меньше. В первый период они, очевидно, были вызваны ревизиями и возвращением короля
[353].
Правосудие в городах
В 1256 году «Великий ордонанс» подвергся переработке. Его новая редакция имеет существенные изменения по сравнению с текстом 1254 года; эта работа велась по инициативе самого короля, и свод законов был ратифицирован в четырех формах (а в феврале 1255 года была утверждена даже пятая) — на французском и латинском языках, специально для земель, говорящих на лангедойле и лангедоке
[354], и, наконец, для королевства в целом.
Ордонанс 1256 года — переработка текстов 1254 года, которые были по большей части инструкциями для бальи и сенешалов, в подлинно всеобщий ордонанс для королевства. Новая редакция вместо прежних 30 содержала всего 26 статей. В нее не вошли статьи о евреях и торговле. Первые составили часть антиеврейского законодательства, отныне занявшего особое место в делах королевства. Меры, регулирующие оборот зерна, относились, скорее, к отдельным случаям, чем к общим правилам. Статьи, устанавливающие религиозно-нравственный порядок, направленные против азартных игр, сквернословия и проституции, выделялись в отдельную группу, что, возможно, больше отражало политику Людовика, но король, должно быть, пошел на то, чтобы смягчить некоторые меры, особенно направленные против проституции. Проститутки изгонялись из городских центров, им не разрешалось жить вблизи священных мест, но в остальном отношение к ним было терпимым. Это было своеобразное гетто для проституток. Без сомнения, Людовику пришлось последовать советам его окружения и установить контроль за проституцией, а не запрещать ее, ибо она мыслилась необходимой разрядкой для грешной плоти детей Адама. Зато впервые во французском королевском ордонансе исчез всякий намек на применение пыток, как это явствует из единственного текста 1254 года, адресованного бальи и сенешалам Юга
[355]. Эта деталь важна, поскольку напоминает, что пытки, получившие распространение позднее, были порождены Инквизицией, Церковью и Югом, где борьба с ересями всеми возможными способами и возрождение римского права шли рука об руку. Во всяком случае, это право подвигло короля на признание презумпции невиновности в качестве основного юридического принципа: «Чтобы никто не лишался своего права без признания вины и без суда» (nemo sine culpa vel causa privandus est jure sud).
Здесь уже чувствуется то, что Людовик глубоко утвердился в своем решении, — в желании правосудия, в стремлении к очищению королевства (ордонанс 1256 года распространяет предписания 1254 года на всю иерархию королевских агентов вплоть до нижних эшелонов власти: прево, виконты, витье, мэры, лесничие
[356], сержанты и «прочие»). — и то, что отчасти ускользает от его компетенции и не входит в сферу его интересов, — юридические методы и адаптация программы к конкретным условиям общественной жизни.
Король-ревизор
Король и сам становится чуть ли не ревизором. Он демонстрирует своим подданным две стороны королевской функции: феодальный судья, разъезжающий по своим владениям, попутно выслушивающий жалобы и вершащий суд, и король в своем величии, который, наподобие Божественного величия, совмещает в себе все формы права и власти, potestas и auctoritas, и выставляет себя напоказ. Проехав после возвращения из Святой земли по землям Лангедока, он в 1255 году посетил Шартр, Тур, известные места паломничеств (Дева Мария и святой Мартин были покровителями династии), Пикардию, Артуа, Фландрию и Шампань, территории, пограничные с империей, славящиеся процветающими городами и богатыми деревнями, а в 1256 году — Нормандию, это сокровище, отнятое его дедом Филиппом Августом у англичан.
Король и ревизия в Лангедоке
В то время Лангедок был избранной для ревизий землей, где монархия Капетингов могла, в частности, попытаться пресечь и заставить забыть те злоупотребления, которые после 1229 и 1240–1242 годов совершали недобросовестные королевские чиновники, пользуясь тем, что Париж далеко, а борьба с ересью требует репрессивных мер, даже в ущерб населению, с которым поступали как с побежденными на оккупированной территории.
Таким образом, Дж. Стрейер по праву отдает под покровительство «королевской совести» детальные ревизии, проводимые в 1258–1262 годах в сенешальстве Каркассонн-Безье
[357] после осуществленных в 1254–1257 годах в Бокере, где проблемы были не столь серьезными и сложными, поскольку там было меньше еретиков и его жители не принимали участия в восстаниях 1240 и 1242 годов
[358]. Благодаря этим ревизиям можно получить довольно верное представление о том, как мыслил и действовал король. Интересно остановиться на них более подробно.
