Этот закон, с таким трудом прошедший через Конгресс, объявил нефть стратегическим сырьем. Вооруженные силы получили приоритетное право на все наземные и подземные запасы нефти, а восемьдесят миллионов гражданских автомобилей оказались на голодном пайке. «Временные» ограничения Второй мировой войны превратились в постоянные.
Возьмем скоростные автострады того времени, урбанизированные вдоль всей своей длины. Добавим к ним механизированные улицы сан-францисских холмов. Нагреем до температуры кипения неизбежной нехваткой бензина и приправим полученную смесь изобретательностью янки. В результате получим первую механическую дорогу, которая была открыта в 1960 году между Цинциннати и Кливлендом.
Как и следовало ожидать, ее конструкция была довольно примитивна и основана на ленточных транспортерах, разработанных для шахт десятью годами ранее. Самая быстрая полоса имела скорость всего тридцать миль в час и была довольно узкой, так что никто и не помышлял заниматься на ней мелкой торговлей. Тем не менее эта лента оказалась прототипом сложнейшей социальной структуры, которой предстояло доминировать на американском континенте в последующие десятилетия. Сельская и городская культуры слились, объединенные быстрым, дешевым и удобным транспортом.
Фабрики – широкие низкие здания, с крышами, покрытыми солнечными панелями того же типа, что двигали полосы, – тянулись по обеим сторонам дороги. Между ними и позади них находились отели, магазины, театры, жилые дома. А чуть дальше от дороги начиналась загородная территория, где и проживала основная часть населения. Небольшие коттеджи расположились среди холмов, по берегам рек, тут и там виднелись между сельскими фермами. Люди работали в городе, а жить предпочитали в деревне – но между работой и домом было не больше десяти минут ходьбы.
* * *
Миссис Маккой сама обслуживала шефа и его гостя. Появление знаменитых стейков вмиг оборвало разговор.
В это время впереди и позади них, вдоль всей протянувшейся на шестьсот миль линии, дежурные инженеры секторов каждый час выслушивали доклады техников, следящих за своими подсекторами.
«Подсектор первый – норма!», «Подсектор второй – норма!». Натяжение, напряжение, нагрузка, температура подшипников, показания синхротахометров… «Подсектор седьмой – норма!» Все техники, как один, – выносливые толковые люди в робах, проводящие бо́льшую часть жизни в «преисподней», среди вечного шума стомильной полосы, пронзительного визга приводных роторов и стонов передаточных роликов.
Дежурный инженер Дэвидсон рассматривал схему дороги, светящуюся на стене центральной диспетчерской сектора Фресно. Миниатюрная стомильная полоса на схеме едва заметно двигалась, и Дэвидсон машинально отметил место, где располагался «Стейк-хаус Джейка № 4». Шеф скоро доберется до Стоктона, надо будет позвонить ему после проверки. На трассе все спокойно, транспортная нагрузка нормальная для часа пик. Когда все вот так идет своим чередом, дежурный в центральной диспетчерской может спокойно вздремнуть, и никто этого не заметит.
Дэвидсон повернулся к курсант-инженеру:
– Мистер Барнс.
– Да, сэр.
– Как насчет чашки кофе?
– Неплохая идея, сэр. Я закажу, как только поступят все рапорта.
Минутная стрелка хронометра на панели управления подошла к двенадцати. Курсант щелкнул тумблером.
– Всем секторам доложить о ходе работ! – произнес он ломающимся от волнения голосом.
На экране появились лица двух дежурных по сектору. Тот, что помладше, тоже изо всех сил стараясь скрыть смущение, отрапортовал:
– Диего-Кольцевая – катится!
Почти мгновенно их сменили двое других:
– Сектор Анджелес – катится!
Еще через секунду:
– Сектор Бейкерсфилд – катится!
И:
– Сектор Фресно – катится!
Последней отчиталась Рено-Кольцевая. Курсант повернулся к Дэвидсону и доложил:
– Дороги катятся!
– Очень хорошо – так держать!
Неожиданно видеоэкран осветился вновь.
– Сектор Сакраменто – дополнительный рапорт.
– Слушаю.
– Курсант Гюнтер – дежурный курсант-инженер сектора – во время инспекционной проверки обнаружил, что курсант Алек Джинс и техник второго класса Р. Дж. Росс играли на посту в карты. Как долго они отлынивали от патрулирования сектора – в точности неизвестно.
– Повреждения есть?
– Один барабан перегрелся, но остался синхронизирован. Его немедленно опустили и заменили другим.
– Очень хорошо. Прикажите бухгалтерии рассчитать Росса и передайте его дело гражданским властям. Курсанта Джинса – под арест и доставить ко мне.
– Слушаю, сэр.
– Так держать!
Дэвидсон повернулся к пульту управления и набрал временный номер главного инженера Гейнса.
* * *
– Мистер Гейнс, вы говорили, что есть две вещи, которые могут вызвать серьезные проблемы на дороге, но упомянули только обрыв питания роторов.
Гейнс собрал с тарелки остатки салата и только тогда ответил:
– На самом деле второй проблемы не существует – этого просто не может произойти. Но я все же скажу: мы сейчас едем со скоростью сто миль в час. Можете представить, что будет, если полоса под нами неожиданно разорвется?
Мистер Блекинсоп беспокойно заерзал на стуле:
– М-да, наверно, это было бы неприятно. Я хочу сказать, что, сидя в этом уютном кабинете, я как-то совсем забыл, с какой скоростью мы несемся. Ну, так что бы тогда произошло?
– Пусть это вас не тревожит. Лента не может разорваться. Она собрана из перекрывающихся секций и имеет двенадцатикратный запас прочности. Чтобы она порвалась, должны заглохнуть сразу несколько миль роторов и разом отказать все предохранители на оставшейся части дороги.
Но такое однажды случилось на трассе Филадельфия—Джерси-Сити, и мы вряд ли это забудем. Авария произошла на одной из первых скоростных дорог. По ней перевозилось огромное количество пассажиров и грузов – она обслуживала большой индустриальный район. Та полоса была не более чем ленточным транспортером, и при строительстве никто не предполагал, какой вес она будет нести. Катастрофа случилась при максимуме нагрузки, когда лента была переполнена людьми. Полоса позади разрыва на нескольких милях вздыбилась вверх, на скорости восемьдесят миль в час размазывая пассажиров о крышу. Секция перед разрывом щелкнула, словно кнут, расшвыряв людей на соседние полосы, и сбросила их вниз на вращающиеся барабаны или ударила о крышу.
Погибших было больше трех тысяч, и по всей стране вспыхнуло движение за запрещение дорог. По приказу президента их даже остановили на неделю, но потом пустили опять. Им не было альтернативы.
– Но почему?
– Страна стала экономически зависимой от дорог. К тому времени они превратились в основное средство сообщения в промышленных районах – в единственное, которое имело какое-то экономическое значение. Фабрики встали, продовольствие не подвозилось, людям угрожал голод – президент был просто вынужден пустить дороги опять. Другого выхода не было, социальная модель вылилась в определенную форму, которую стало уже невозможно изменить в одночасье. Крупное индустриальное общество должно иметь и соответствующий транспорт, не только для людей, но и для торговли.
