Капитан выхватил оружие раньше Гейнса. Пуля попала в убийцу, тот подался назад, с удивлением вскинув голову. Казалось, он не может понять, что же такое произошло, он слишком быстро умер, чтобы успеть осознать это.
Курсанты открыли огонь. Передняя шеренга вдвое уступала числом противнику, но тот был явно сбит с толку. Заговорщики ответили беспорядочным залпом, и сразу сделалось ясно, что кажущееся их преимущество ничего не стоит. Не прошло и тридцати секунд после первого подлого выстрела, а повстанцы были кто перебит, кто ранен или взят в плен.
У Гейнса было двое убитых, включая Харви, и двое раненых.
Гейнс изменил свою тактику под новые условия. Теперь, когда о секретности можно было забыть, главными стали скорость и ударная мощь.
Вторая цепь двигалась по пятам за первой, почти вплотную. Третья отставала всего на двадцать пять ярдов. Теперь они игнорировали всех безоружных, оставляя их четвертой цепи, но получили приказ стрелять без предупреждения в любого, у кого заметят оружие.
Гейнс просил по возможности ранить, а не убивать противника, но прекрасно осознавал, что выполнить это практически невозможно. Будут смерти. Он этого не хотел, но понимал, что у него нет выбора. Он не мог посылать своих ребят под пули, запретив им стрелять первыми. Любой вооруженный повстанец был потенциальным убийцей, и в такой ситуации он не мог связывать руки своим людям.
Когда цепи перестроились, Гейнс скомандовал капитану курсантов выдвигаться, и первые две цепи рванули с места на максимальной скорости, на какую способны моноциклы, – почти восемнадцать миль в час. Гейнс последовал за ними.
Объезжая мертвое тело Харви, он невольно посмотрел на него. Натриевая лампа окрашивала лицо в неприятный желтушный цвет, но и на этой неживой маске отпечаталась суровая красота; даже сейчас, в смерти, был виден его сильный характер. Увидев это лицо, Гейнс уже меньше переживал по поводу своего приказа, но терзающее его чувство личной ответственности одолевало его с новой силой.
* * *
Некоторое время они шли, не встречая сопротивления, и Гейнс уже начал надеяться на скорую бескровную победу. Но тут он заметил, что ритмичный грохот машин, проникавший даже через наушники шлема, сделался каким-то другим. Он сдвинул шлем. Грохот машин затихал, роторные барабаны и ролики останавливали свой бег.
Дорога встала.
– Остановите людей! – крикнул он курсант-капитану, и слова его гулким эхом отозвались в неестественной тишине.
Откинулась дверца патрульной машины, и Гейнс поспешил туда.
– Шеф! – позвал из машины связист. – Вас – к экрану.
Узнав Гейнса, девушка на экране сразу же уступила место Дэвидсону.
– Шеф, – быстро выпалил он, – с вами хочет говорить Ван Клик.
– Кто остановил дорогу?
– Он.
– Какие еще происшествия?
– Никаких. Когда произошла остановка, на дороге уже почти никого не было.
– Хорошо. Давай Ван Клика.
При виде Гейнса на лице главаря заговорщиков вспыхнула плохо сдерживаемая ярость.
– Ну что?! – с ходу закричал он. – Ты думал, я шутки с тобой шучу? Ну так получай, что хотел! Интересно, как ты теперь запоешь, мистер главный инженер?
На Гейнса накатило желание выложить вслух все, что он думает о своем заме. Голос этого недоростка действовал на него подобно скрежету ножа по стеклу, но Гейнс не мог себе позволить роскоши говорить прямо. Он заставил себя говорить самым уважительным тоном, стараясь не выдавать чувств и успокоить болезненное тщеславие собеседника.
– Вынужден признать, что этот тайм за тобой, Ван, – дорога остановлена, – и не думай, что я не воспринимал тебя всерьез. Я слишком долго смотрел, как ты работаешь, чтобы тебя недооценивать. И знаю, что твои слова с делом не расходятся.
Чувствовалось, что Ван Клик был польщен его признанием, но пытался скрыть свою радость.
– Тогда какого дьявола ты там суетишься? – Он уже не говорил – требовал. – Тогда почему бы тебе не перестать валять дурака и не сдаться? Ведь вам нас не победить.
– Может, и так, Ван, но ты же понимаешь, что я должен попытаться. Кстати, – продолжал он, – с чего ты взял, что мне не победить? Ты же сам сказал, что я могу пригнать сюда всю армию Соединенных Штатов.
Ван Клик торжествующе улыбнулся:
– Видишь вот это? – Он показал грушевидный пульт дистанционного управления с единственной кнопкой, прикрепленный к длинному проводу. – Стоит нажать на кнопку, и взрыв снесет все полосы дороги от края до края – взорвет ее ко всем чертям! А перед уходом я возьму топор и напоследок разнесу на этой станции все, что можно.
Единственное, о чем Гейнс сейчас сожалел, – что плохо разбирается в психологии. Чтобы переиграть Ван Клика, ему придется довериться только своему здравому смыслу и изо всех сил постараться найти правильные слова.
– Звучит довольно радикально, Ван, но я не вижу, почему мы должны сдаваться.
– Не видишь? Так раскрой глаза! Если ты вынудишь меня взорвать дорогу, что станет с людьми, которые взлетят на воздух вместе с ней? Подумай об этом.
Гейнс лихорадочно искал решение. Он ничуть не сомневался, что Ван Клик выполнит свою угрозу. Его показушное, мальчишески-дерзкое «если ты вынудишь меня» свидетельствовало об опасной неустойчивости его психического состояния. Разрыв дороги в густонаселенном секторе Сакраменто, скорее всего, разрушит один или несколько жилых домов и наверняка убьет владельцев магазинчиков на работающем участке двадцатой полосы, а также случайных прохожих. Ван был абсолютно прав: он, Гейнс, не осмелится рисковать жизнями посторонних людей, которые ни о чем не подозревают, – пусть даже эта дорога встанет навсегда.
Если уж откровенно, проблема сейчас не в том, какой ущерб понесет дорога. Его выбила из колеи угроза, нависшая над ничего не подозревающими людьми.
Между тем мелодия все крутилась и крутилась в его голове: «Слушай дороги гуд, смотри, как они бегут! Наш бесконечен труд…» Что делать? Что ему делать? «Покуда вы мчите, покуда скользите…» Выхода нет, нет никакого выхода…
Он повернулся к экрану:
– Слушай, Ван, ты ведь не станешь взрывать дорогу, если тебя не вынудят. Я уверен, ты не хочешь, чтобы дорога погибла. И я не хочу. Как ты смотришь на то, что я приду к вашей штаб-квартире и мы обсудим проблему? Два разумных человека всегда найдут способ договориться.
– Что ты еще задумал? – подозрительно поинтересовался Ван Клик.
– Да ничего я не задумывал. Я приеду один, без оружия, буду скоро, как только позволит машина.
– А твои люди?
– Пока я не вернусь, они останутся здесь. Не веришь – можешь выставить наблюдателей.
Ван Клик секунду помедлил с ответом, разрываясь между опасением угодить в ловушку и предвкушением того, что его бывший начальник придет к нему, чтобы обсудить условия сдачи. Наконец он неохотно согласился.
