– Так как насчет этой доли, Джордж?
– Ты же не стал упоминать об этом при Делосе.
– Понятно. – Диксон аккуратно стряхнул пепел. – Странный он человек.
Стронг поерзал:
– Да.
– Как давно ты его знаешь?
– Так, сейчас вспомню… Он пришел ко мне работать в…
– Он работал на тебя?!
– Несколько месяцев. Потом мы основали нашу первую компанию. – Стронг погрузился в воспоминания. – Пожалуй, он уже тогда обладал сильным характером.
– Нет, – осторожно произнес Диксон. – Я бы не назвал это сильным характером. Это более похоже на комплекс мессии.
Энтенса поднял голову:
– Да он просто ублюдочный сукин сын!
Стронг спокойно поглядел на него:
– Я бы не хотел, чтобы ты выражался о нем в таком духе. Очень не хотел бы.
– Хватит, Джек, – велел Диксон. – А то Джордж в самом деле даст тебе по физиономии. У него удивительная способность, – продолжал он, – внушать к себе вассальную преданность. Возьмем тебя. Я знаю, что ты на нуле, Джордж, но ты не позволяешь мне спасти тебя. Это за пределами логики, это что-то личное.
Стронг кивнул:
– Он необычный человек. Иногда я думаю, что он последний из баронов-разбойников
[69].
Диксон покачал головой:
– Не последний. Последний из них открыл американский запад. Он первый из новых баронов-разбойников – мы с тобой конца этой эпохи уже не увидим. Ты когда-нибудь читал Карлейля?
[70]
Стронг опять кивнул.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду – теорию о герое, – но я вовсе не обязан с ней соглашаться.
– Что-то в этом все же есть, – ответил Диксон. – По правде говоря, я полагаю, что Делос сам не понимает своих поступков. Он устанавливает новый империализм. То-то будет мороки, пока все утрясется. – Он поднялся. – Может, нам стоило подождать. Возможно, удержать его – если бы мы могли. Так или иначе, дело сделано. Мы едем на карусели, и соскочить уже не можем. Надеюсь, поездка нам понравится. Пошли, Джек.
9
Над прериями Колорадо сгущались сумерки. Солнце зашло за гору, а широкое белое лицо Луны, полной и круглой, поднималось на востоке. Устремленный к небу «Пионер» возвышался посреди Питерсон-Филд. Ограждение из колючей проволоки, окружавшее его кольцом в две тысячи ярдов, сдерживало толпу. С внутренней стороны барьера непрерывно патрулировали охранники. Другие сотрудники охраны находились среди толпы. За изгородью, на небольшом от нее расстоянии, расположились грузовики и трейлеры для камер, звукозаписывающего и телевизионного оборудования, от них тянулись кабели к аппаратуре с дистанционным управлением, расположенной на разных расстояниях вокруг корабля. Еще несколько грузовиков находились около корабля, возле них наблюдалась какая-то активность.
Гарриман ждал в кабинете Костера; сам Костер был на поле, Диксону и Энтенсе выделили другое помещение. Лекруа, приняв снотворное, все еще спал на рабочей квартире Костера.
За дверью послышался шум и выкрики. Гарриман чуть приоткрыл ее:
– Если это еще один репортер, гоните его прочь. Пошлите его к мистеру Монтгомери – там, через коридор. Капитан Лекруа не дает несогласованных интервью.
– Делос! Пропусти меня.
– А, это ты, Джордж. Заходи. Нас тут обложили со всех сторон.
Войдя, Стронг вручил Гарриману большую и увесистую сумку:
– Вот они.
– «Они» – это что?
– Специально погашенные конверты для союза филателистов. Ты забыл. А это полмиллиона долларов, Делос, – заметил он. – Если б я не обнаружил их в твоем гардеробе, нам бы пришлось туго.
Гарриман состроил улыбку:
– Джордж, скажу тебе, ты настоящий мужик.
– Не стоит ли мне самому отнести их в корабль? – обеспокоенно поинтересовался Стронг.
– А? Нет-нет. Лес с ними разберется. – Он посмотрел на часы. – Пора, кстати, его будить. О конвертах я сам позабочусь.
Он взял сумку и добавил:
– Пока не заходи. У тебя будет еще возможность попрощаться на поле.
Гарриман вошел в соседнюю комнату, тщательно закрыл за собой дверь, подождал, пока медсестра сделала пилоту стимулирующий укол, и выпроводил ее. Когда он вернулся от двери, пилот уже протирал глаза.
– Как ты себя чувствуешь, Лес?
– Отлично. Вот час и настал.
– Угу. И мы все болеем за тебя, парень. Послушай, тебе придется выйти и пообщаться с ними пару минут. Все готово – но сначала я должен сказать тебе пару вещей.
– Да?
– Видишь эту сумку?
Гарриман быстро объяснил ее смысл и значение.
На лице Лекруа отразилось отчаяние.
– Но я не могу ее взять, Делос. Все рассчитано до последней унции.
– Кто требует от тебя ее брать? Разумеется, ты не можешь: она весит фунтов шестьдесят-семьдесят. Я просто начисто о ней забыл. Вот что мы сделаем: я пока что спрячу ее здесь… – Гарриман запихал сумку поглубже в платяной шкаф. – Когда ты приземлишься, я буду рядом. Мы продемонстрируем ловкость рук, и ты вытащишь ее из корабля.
Лекруа печально покачал головой:
– Делос, ну как же так? Хотя я не в том настроении, чтобы спорить.
– И отлично; иначе мне придется сесть в тюрьму за какие-то жалкие полмиллиона долларов. Мы уже потратили эти деньги. Ладно, все это не важно, – продолжал он. – Никто, кроме меня и тебя, об этом не узнает – а коллекционеры получат товар за свои деньги.
Он рассматривал молодого человека, словно ожидал его одобрения.
– Хорошо-хорошо, – ответил Лекруа. – Сегодня мне не до филателистов. Пойдем.
– Еще одно, – сказал Гарриман, доставая маленький матерчатый мешочек. – Это ты возьмешь с собой, его вес был учтен. Я позаботился. И вот что ты с этим сделаешь…
Он дал подробные и вполне откровенные инструкции. Лекруа был озадачен.
– Я понял вас правильно? Я должен дать это найти – и потом честно рассказать, как это произошло?
