– Ладно, Чарли, если ты готов, то пойдем займемся делом.
– Пойдем.
Гарриман тоже поднялся. Он хотел что-то сказать, но вдруг схватился за грудь, и лицо его стало смертельно бледным.
– Держи его, Мак!
– Где у него лекарство?
– В нагрудном кармане.
Они уложили его на диван. Макинтайр отломил головку ампулы, обмотав ее платком, и сунул ампулу под нос Гарриману. Содержимое ампулы, похоже, помогло, и щеки старика немного порозовели. Они сделали, что было в их силах, и теперь просто ждали, когда Гарриман придет в себя.
Первым нарушил молчание Чарли:
– Мак, а может, бросить нам все это дело?
– Почему?
– Это же чистое убийство. Старик не выдержит стартовой перегрузки.
– Может, и не выдержит, но он сам этого хочет. Ты же его слышал.
– Но мы обязаны помешать ему.
– С какой стати? Это его жизнь, и ни ты, ни это вонючее правительство, которое всюду сует свой нос, не вправе запрещать человеку рисковать своей жизнью, если он действительно этого хочет.
– Все равно, мне как-то не по себе. Он же такой классный старикан.
– Так чего ж ты хочешь? Отправить его обратно в Канзас-Сити, к этим старым гарпиям, которые засунут его в дурдом? Чтобы он умер там от тоски по своей мечте?
– Боже, нет!
– Ну тогда давай дуй к ракете и готовь приборы к испытаниям. Я сейчас подойду.
* * *
На следующее утро в ворота ранчо заехал джип с широкими колесами и остановился перед домом. Из машины выбрался плечистый, крепкий мужчина с твердым, но добродушным лицом и обратился к Макинтайру, который вышел из дома навстречу:
– Джеймс Макинтайр?
– А в чем дело?
– Я – заместитель начальника полиции в здешних местах. У меня ордер на ваш арест.
– По какому обвинению?
– Действия, имеющие целью нарушить Акт о безопасности космических полетов.
Из дома вышел Чарли:
– Что за шум, Мак?
– А вы, надо полагать, Чарлз Каммингс? – сказал приезжий. – На вас тоже есть ордер. И еще один – на человека по фамилии Гарриман, и судебное постановление опечатать ваш космический корабль.
– У нас нет никакого космического корабля.
– А вон в том ангаре что?
– Стратосферная яхта.
– Да? Ну тогда за неимением корабля я опечатаю яхту. Где Гарриман?
– А вон он. – Чарли указал, не обращая внимания на мрачную гримасу Макинтайра.
Гость повернул голову. Чарли врезал ему, должно быть, точно в солнечное сплетение, потому что тот свалился как подкошенный.
– Черт бы его побрал, – пробормотал Чарли, морщась и потирая костяшки пальцев. – Тот же самый палец, что я уже сломал один раз, когда играл в баскетбол. Вечно ему достается…
– Быстро давай старика в кабину, – перебил его Макинтайр, – и пристегни его к противоперегрузочному гамаку.
– Слушаюсь, капитан.
* * *
Они прицепили ракету к тягачу, вывезли ее из ангара, развернули и немного отъехали в пустыню, чтобы найти место для взлета. Затем забрались в кабину. В правый иллюминатор Макинтайр заметил очухавшегося полицейского – тот беспомощно смотрел им вслед.
Макинтайр пристегнул ремень безопасности, поправил лямки и вызвал машинное отделение по внутренней связи:
– Все в порядке, Чарли?
– Да, капитан. Но мы не можем взлететь, Мак. У корабля нет названия!
– У нас нет времени на твои суеверия!
Тут раздался слабый голос Гарримана:
– Назовите его «Лунатик». Лучше и не придумаешь.
Макинтайр откинул голову и противоперегрузочную подушку, нажал две клавиши, затем подряд три другие, и «Лунатик» взлетел.
* * *
– Ну как ты тут, папаша?
Чарли с тревогой оглядел лицо старика. Тот облизал губы и с трудом произнес:
– Все в порядке, сынок. В лучшем виде.
– Ускорение закончено. Теперь будет полегче. Я тебя развяжу, чтобы ты мог шевелиться, но пока тебе лучше оставаться в гамаке.
Он потянул за пряжку ремня, и Гарриман коротко простонал.
– Что такое, папаша?
– Ничего. Все нормально. Но полегче с этим боком.
Чарли пробежался по его боку пальцами, легкими, уверенными прикосновениями опытного механика отыскивая повреждения.
– Тебе меня не перехитрить, папаша. Но тут уж до самой посадки я ничем не смогу помочь.
– Чарли…
– Да?
– Ты можешь передвинуть меня к иллюминатору? Я хочу увидеть Землю.
– Пока еще смотреть не на что. Она под кораблем. Но как только мы развернемся, я тебя передвину. А сейчас, пожалуй, дам тебе снотворного и разбужу после разворота.
– Нет!
– Что такое?
– Я не буду спать!
– Как скажешь, папаша.
Чарли, словно обезьяна, пробрался в нос корабля и ухватился за крепление пилотского кресла. Макинтайр посмотрел на него вопросительным взглядом.
– Жив, – ответил Чарли, – но не в лучшей форме.
– Что с ним?
– Два ребра сломаны точно, а уж что там еще, я не знаю. И неизвестно, протянет ли он до конца полета, Мак. Сердце у него совсем ни к черту.
– Он выдержит, Чарли, не беспокойся. Крепкий старикан.
– Крепкий? Да он как канарейка – еле-еле душа в теле.
– Я о другом. Он в душе крепкий, а это важнее.
– Ладно. Но если ты хочешь, чтобы после посадки команда была в полном составе, тебе нужно будет садиться о-о-очень мягко.
– Сяду. Я сделаю полный оборот вокруг Луны и пойду по сужающейся спирали. Горючего у нас, думаю, хватит.
* * *
Теперь они двигались без ускорения. Когда Макинтайр развернул корабль, Чарли пришел к Гарриману, отцепил гамак и перенес его к боковому иллюминатору. Макинтайр зафиксировал «Лунатика» в положении дюзами к Солнцу, затем дал короткий тангенционный импульс двумя расположенными в середине корабля маневровыми двигателями – корабль начал вращаться вокруг своей оси, создавая слабое подобие гравитации. Период невесомости, наступивший по окончании первого этапа полета, вызвал у старика, как это обычно бывает, тошноту и головокружение, и Макинтайру хотелось избавить своего пассажира, по крайней мере, от этих неудобств.
Но сам Гарриман почти не замечал собственного состояния.
Ведь вот он, космос, – все, как ему представлялось раньше. Луна, величественно проплывающая в иллюминаторе, только гораздо больше, чем он когда-либо видел с Земли, и все ее знакомые черты различимы теперь так ясно, словно они вырезаны на камее. Затем корабль поворачивался, и в поле зрения появлялась сама Земля – да, именно так она представлялась ему в мечтах: огромный диск благородного небесного тела, будто спутник неведомой планеты; во много раз больше Луны, видимой землянам, во много раз ярче и несравненно красивее. Чарующая, манящая красота… К Атлантическому побережью Америки приближался закат, граница тени прорезала северную часть континента, пересекала Кубу и почти целиком, кроме западного побережья, скрывала Южную Америку. Гарриман наслаждался ясной голубизной Тихого океана, ощупывал размытую зелень и мягкие коричневые тона материков, восторженно взирал на холодные бело-голубые полярные шапки. Канаду и северные штаты закрывали облака, зона низкого давления расползлась почти на весь континент, но чистая белизна отраженного от облаков света радовала глаз даже больше, чем полярные снега.
