Поняв, что подкрепления сейчас ждать неоткуда, лорд Дадли без всякого изящества и достоинства швырнул меч на землю и пал на колени. В тот же самый миг Эдуард ловким движением разоружил Удара. Тот в мольбе сложил руки на груди.
– Я сделаю все, что вы прикажете, сир, – прохрипел наставник и низко склонил голову.
– Мне не нужно ничего, кроме верности, – откликнулся тот.
– О, мой король, мой господин, малейшее ваше желание – закон и зов моей души! Если нужно, возьмите мою жизнь, но если вы соблаговолите сохранить ее, я буду служить вам покорно и смиренно – всем, чего ваше величество пожелает.
Эдуард отер пот со лба и посмотрел на Ги.
– Поступайте с ним как хотите, – сказал он, кивнув в сторону лорда Дадли.
Пусть они сами между собой разберутся, по-семейному.
Принц снова развернулся, приставил кончик лезвия к груди отца и надавил на него и вспорол верхний слой ткани его одежды.
– Господи, Гиффорд, подумай только, что ты делаешь! – Дадли дал петуха.
– Замолчите, отец. – Последнее слово Ги выплюнул с невыразимым презрением.
– Прошу тебя, сын. Я всегда действовал только ради блага королевства.
– Подрывая его основы? Даже сейчас, в эту самую минуту, под стенами города тысячи людей бьются друг с другом и погибают из-за ваших «действий». Вы величайший трус, невероятный, немыслимый лжец, многократный клятвопреступник, в сердце которого ни разу за всю жизнь не шевельнулось ни единое доброе чувство.
Лорд Дадли выставил перед собой ладонь.
– Ты просто не разбираешься в политике. Ты так ничему и не научился? Все, кто связан с управлением страной, рано или поздно рискуют головой. Таковы правила игры. Победа – или смерть.
– Вы заслужили смерть. – Ги взглянул на вытянутую руку герцога. Ему было противно сознавать, что они с ним одной крови (а может, нет? Ведь фамильного носа принц лишен).
Чиркнув мечом в воздухе, он глубоко порезал отцу ладонь.
Джейн, стоявшая позади, ахнула.
Дадли пал на колени.
– Сынок! Мальчик мой! Я понимаю, ты в гневе. Ну, что мне сделать, чтобы ты оставил мне жизнь? Я сделаю все. Все, что угодно!
– Все, что угодно? – переспросил Ги. – И передадите мне свои владения?
– Конечно! Я отдам тебе все, чем владею, и даже больше!
– И перестанете говорить всем, что я полоумный? Публично признаете мое эзианство?
– Да!
– А готовы вы заявить, что я ничем не хуже Стэна?
Дадли колебался.
– Ну, Стэн, он особенный… – Герцог покосился на меч. – Но… да. Ты вполне… хорош. Только не убивай меня.
Маленькая ручка Джейн скользнула по плечу мужа. Ги накрыл ее свободной ладонью, шумно выдохнул и посмотрел на ночное небо. Как поступить с отцом, он уже решил. Да, многие скажут, что лорда Дадли следовало прикончить, но Гиффорд – не король, не судья и не палач.
– Я предам вас, отец, воле народа. Народа, которому, не минет и суток, станет все известно о вашей измене.
Джейн веревкой привязала Удара и Дадли к железным прутьям решетки (она внимательно прочла в свое время книгу о способах надлежащего обезвреживания пленников), и как только они оказались обездвижены, троица вновь двинулась к Белой башне. Их путь лежал прямо в тронный зал.
(Вы, как и мы поначалу, наверняка недоумеваете: откуда Джейн взяла веревку? Повествователи долго ломали над этим голову и после двух недель размышлений пришли вот к какому выводу: а бог его знает. Вопрос этот ставит в тупик не одно поколение историков и археологов. Профессор Герберт Халприн делится своим экспертным мнением: «Веревки как явление представляли собой загадку для ученых на протяжении целых столетий. Принято считать, что первые из них появились примерно за семнадцать тысяч лет до нашей эры и вились из виноградной лозы. К сожалению, по причине использования такого недолговечного материала эти первые экземпляры подобных изделий до нас не дошли. Много позднее Леонардо да Винчи набросал несколько эскизов особой канатопрядильной машины, но этот проект так никогда и не был реализован. В Средние века существовали тайные общества, так называемые Веревочные гильдии. Секреты скручивания веревок, которыми они владели, надежно хранились их членами посредством целой серии кодовых знаков, паролей и прикосновений рук…» – пожалуй, хватит. Здесь мы вынуждены прервать уважаемого профессора по той причине, что его речи начинают отдавать скукой. К тому же его английское произношение несколько вымученно и невнятно. Мы, собственно, спрашивали его, откуда Джейн могла достать веревку, а он, видимо, счел, что вопрос звучит так: откуда кто-либо в данный период истории мог взять какую-либо веревку? Поверьте, повествователи не меньше вашего разочарованы отсутствием определенного ответа.)
Ну да ладно. Пришло время нашим героям заняться тем, ради чего они сюда явились. Пришло им время встретиться лицом к лицу с Марией. Наконец-таки.
– Надо торопиться, одна нога там, другая – здесь, – заметил Ги, приближаясь к тронному залу.
Он многозначительно указал головой в сторону окна, за которым уже намечались блики приближавшегося рассвета. Всего через несколько минут ему придет пора обращаться в коня, и в таком виде принц рискует застрять в Белой башне. Как говорится, плавали, знаем.
Однако у самых дверей зала Эдуард замялся.
– Вы и вправду думаете, что у нас получится? – неожиданно спросил он. – Там, по ту сторону, наверняка куча народа. – Он окинул критическим взглядом свой военный мундир не по мерке. – Узнают ли они меня?
– Узнают, – заверила Джейн. – Все получится.
– Или получится, или мы все погибнем, – добавил Ги. – Но хоть за правое дело.
Эдуард кивнул и положил ладонь на дверную ручку.
– Постойте! – вскрикнул вдруг Гиффорд и повернулся к Джейн. – Мне необходимо кое-что тебе сказать.
– Прямо сейчас?
– Не знаю, представится ли другой случай. – Он набрал воздуха в легкие и выпалил: – Я проявил слабость. Стал жеребцом, когда следовало оставаться человеком. Но сейчас не могу войти туда и принять свою судьбу, какой бы она ни была, не сказав: я весь принадлежу тебе. Во плоти мужчины ли, в конской ли шкуре… Я твой, Джейн.
Девушка встала на цыпочки, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Останься со мной, Ги.
Он вздохнул.
– Никогда в жизни мне еще так не хотелось избежать превращения.
– Но раньше ты ведь даже не пытался. Попытайся теперь!
Гиффорд пристыженно покачал головой.
– На протяжении большей части жизни мне всегда легче было от всего убежать. Что, если таково веление моего сердца – убегать? Что, если мне не суждено навести порядок в собственной душе и я никогда не сделаюсь тем мужчиной, какой тебе нужен? Но, Джейн, – он взял ее руку и поцеловал, – дорогая Джейн. Ты и есть моя душа. Мой родной дом. Пусть у меня есть только половина жизни, я посвящаю ее тебе. Я… я люблю тебя.
