Сумерки сгустились сильнее, когда дверь наконец открылась и вошел Гиффорд, уже облаченный в одежду, приготовленную ею для него. Волосы его были тщательно зачесаны и собраны в хвост, а в походке чувствовалась привычная упругость – словно скáчки на протяжении полусуток нисколько его не утомили.
– Добрый вечер, миледи. Сколько книг вы прочли за сегодняшний день? Было что-нибудь о лошадях?
– У вас в волосах сено.
Он торопливо поднес руку к голове, заметив, однако, что жена улыбается.
– «Конские шутки» запрещены.
– И в мыслях не было! Но позвольте спросить: не простудились ли вы? В голосе у вас какая-то хрипотца.
Гиффорд фыркнул и захлопнул за собой дверь в гостиную.
– А вы что-то раскраснелись. Не сгорели ли, часом, на солнце?
– Если бы мне не приходилось целыми днями читать вслух жеребцу, который в это время думает только о яблоках, которые я же ему и доставляю…
– Я никогда не просил вас лазать на дерево за этими яблоками. И кстати, раз уж мы заговорили о дневном времяпрепровождении: я, между прочим, конь, а не табуретка для отдыха на природе.
– Хотите занести это в список наших правил?
– И тем самым вызвать к жизни еще какое-нибудь правило относительно книг? Пожалуй, нет. – Он подошел к ней поближе, незаметно ощупывая свой «хвост» на предмет остатков сена. – Миледи, я, собственно, хотел вам кое о чем сообщить.
Тон его изменился, стал более серьезным – всегдашняя игривость внезапно куда-то испарилась. Таким же тоном Гиффорд говорил в свое время о том, какие чувства вызывает в нем собственное эзианство, и о том, что «весы справедливости необходимо перенастроить в сторону уравнения прав эзиан и единосущников».
– Хорошо. – Право слово, в ту ночь, когда говорил обо всем этом, он был прекрасен, как никогда. Именно тогда Джейн впервые осознала, что на уме у него есть и иные вещи, кроме женщин, эля и ветра в гриве.
– Я сомневался, стоит ли говорить вам… – Он закрыл глаза и отвел лицо от свечи, которую она только что зажгла. – Казалось, что… возможно, вам легче было бы считать, что я не способен разбирать ваши слова. Но, как следует все обдумав, я решил: вам следует знать…
Джейн подняла на него взгляд.
– Тогда, на поляне, когда вы говорили, что оценили мое поведение во время атаки эзиан, я все слышал. И понял.
Так, значит, он нарочно ввел ее в заблуждение своим «лошадиным» поведением – просто чтобы она чувствовала себя увереннее и спокойнее. Какое неожиданное великодушие с его стороны.
– Но я и еще кое-что хотел сказать вам: знаете, ваше поведение… было очень достойным, хотя и опрометчивым. Я был так поглощен наблюдением за Стаей, что и не думал о том, чтобы что-нибудь предпринять. Вернее, с самого начала решил, что поделать ничего не могу. И хоть я никогда не пожалею о том, что уберег вас от проявления безрассудной храбрости, мне жаль, что сам я даже не попытался вмешаться.
Джейн промолчала. Слова его ласкали слух, но ведь этот человек поднаторел в обольщении женщин. Он искусен во всем, что затрагивает в их душе те струны, которые способны подтолкнуть девиц поближе к постели. А Джейн, хоть она и замужем за ним, решительно отказывалась так легко отдаться его власти. Ей нужны доказательства.
Гиффорд по-прежнему стоял с закрытыми глазами, и лицо его оставалось в тени. Она коснулась его подбородка и стала поворачивать его голову к себе, пока он наконец не поднял веки. В его взгляде светились серьезность и искренность.
– Как ни больно мне признаваться вам в еще одном постыдном секрете, – продолжил он, – я понимал каждое слово, произнесенное вами в тот день, и все, сказанное вами с тех пор. Сидеть с вами там, под деревом, и слушать, как вы читаете, – теперь одно из моих любимых дневных занятий.
– Сразу после поедания яблок?
Напряжение в его плечах ослабло.
– Я знаю, что у вас есть нечто более ценное, чем яблоки.
Джейн вспыхнула и ответила:
– Мне тоже очень полюбилось дарить вам радость моими книгами.
Гиффорд не отводил от жены взгляда. Ни он, ни она не двигались, хотя стояли лицом к лицу.
Поцелует ли он ее? Какая-то часть Джейн очень на это надеялась. Вероятно, даже бóльшая ее часть. Вернее, много частей: живот, заполненный порхающими бабочками, отчаянно колотящееся сердце, губы, не забывшие его мягкого прикосновения в день свадьбы. Тогда Гиффорд не старался быть ласковым, он поцеловал ее наскоро, но вот теперь очевидно, что он способен на подлинную нежность.
Она слегка подалась к нему.
– Ги…
– Миледи? – Он коснулся ее плеча, внешне не проявив ни удивления, ни радости от того, что она назвала его любимым сокращенным именем. Но в голосе его проскользнула нотка надежды, когда он произнес: – Джейн?
Послышался стук в дверь, и в комнату, не дожидаясь приглашения, вошла горничная. Джейн и Ги отскочили друг от друга как ошпаренные – словно их застали за чем-то постыдным. Собственно, почти так оно и было бы, если б они не состояли в законном браке.
Сердце Джейн бешено колотилось, и она никак не могла восстановить дыхание. Ги, кажется, овладел собой гораздо более успешно. Ему же не впервой оказываться застигнутым врасплох в таком положении – или даже похуже?..
– Да? – голос Гиффорда прозвучал резко и грубо. Возможно, он овладел собой не настолько успешно, как казалось. – Что это значит?
Горничная посторонилась, чтобы пропустить в комнату двоих здоровяков в облачении королевских гвардейцев.
– Леди Джейн должна немедленно вернуться в Лондон, – произнес гвардеец со сросшимися бровями, тот самый, что не дал ей повидаться с Эдуардом там, во дворце.
Джейн сковал внезапный холод. Добрые вести не приносят посреди ночи.
– Что случилось?
– Мы не имеем права разглашать подробности, миледи, но вы должны отправиться с нами. Ваше имущество прибудет следом. Карета ждет вас.
– Полагаю, вы все же должны сперва сказать, что вам от нее нужно. – Ги встал рядом с Джейн. – Нет нужды ставить ее в такое напряженное положение.
– Боюсь, что согласно приказу мы обязаны, не пускаясь ни в какие объяснения, доставить леди Джейн прямо в Тауэр.
– Согласно чьему приказу? – настаивал Ги.
– Вашего отца. – Гвардеец обернулся к горничной. – Позаботьтесь о том, чтобы все их вещи были собраны и отправлены сегодня же ночью. И о том, чтобы у господ было чем перекусить в дороге…
Пока нежданные гости отдавали отрывистые распоряжения и ее самое чуть ли не насильно выводили из дома, в голове у Джейн жужжало, словно в растревоженном улье.
Кому и зачем она понадобилась в Тауэре? Возможно, Эдуард тоже там? Ему стало хуже?
В общем, не успела она оглянуться, как оказалась в карете. Кто-то сунул ей в руку книгу. Ги сидел тут же, бормоча что-то, видимо, успокаивающее, но все ее мысли кружились только вокруг Эдуарда. Перед ее взором вспыхивало его бледное лицо на ее бракосочетании, его впалые глаза и даже простая одежда, которую он стал носить вместо нарядов, приличествующих королю.
