По мере чтения полученного пергамента глава Тайного совета все сильнее хмурился. Затем он сложил письмо, сунул его в карман и поспешил отойти подальше. Никто, кроме сына, не обратил на его действия никакого внимания. Атмосфера некоторого смятения, вызванная стремительностью событий, теперь сменилась радостным возбуждением по поводу обретения новой королевы.
Ги наклонился и прошептал на ухо Джейн:
– Ваше величество…
Она сверкнула глазами.
– Не смейте называть меня «величеством».
Он улыбнулся.
– Прошу простить меня, миледи, я удалюсь на минутку.
В глазах Джейн вспыхнуло беспокойство, но она кивнула.
– Только не задерживайтесь.
Ги быстро и бесшумно последовал за отцом в дальний угол зала, к маленькой нише в стене, куда лорд Дадли как раз затащил доверенного приближенного. Достав конверт, герцог передал его ему. Советник прочел письмо, нахмурился и опустил руку с письмом.
– Именно этого я и боялся, – произнес Дадли. – Несмотря на все наши усилия, весть о восшествии Джейн на престол достигла ушей Марии раньше, чем наши люди успели ее схватить. Кто-то, очевидно, ее предупредил.
Ги поспешно нырнул за колонну чуть поодаль от них.
– Где она сейчас? – спросил советник.
– Мы не знаем. Вероятнее всего, бежала в Кеннингхолл
[11]. Важнее всего то, что она отказывается признавать права Джейн.
При этих словах сердце Ги гулко забилось. Дальнейшая речь отца испугала его еще больше.
– Найдите ее и заключите под стражу не позже завтрашней ночи. Если мы опоздаем, Мария успеет заручиться поддержкой войск. И мы потеряем трон.
Советник бросился к выходу – очевидно, чтобы приступить к выполнению герцогских указаний. Ги похолодел. Как могло случиться, что Мария не в курсе нового порядка наследования? Возможно, король и не счел нужным советоваться с сестрами относительно этого своего решения, но перед смертью поставить их в известность он ведь должен был. Разве нет?
Гиффорд неотрывно следил за отцом. Тот одернул полы камзола и выпрямил спину, одновременно стирая с лица напряженно-обеспокоенное выражение и надевая отработанную годами маску бодрого оптимизма. Сын приблизился к нему.
– Отец…
Лорд Дадли вздрогнул, но быстро овладел собой.
– Гиффорд, твое место – рядом с королевой.
– Отец, я заметил гонца.
Герцог махнул рукой в воздухе, словно прихлопнув муху.
– Ничего серьезного. Мелочь, связанная с устройством вашей новой резиденции. Столько всего надо организовать!
Ги сделал глубокий вдох, не решаясь признаться, что «шпионил», но ничего другого ему не оставалось.
– Я слышал, что вы сказали советнику. Насчет Марии.
Дадли резко схватил Гиффорда за руку и увлек за одно из величественных королевских знамен, свисавших с потолка.
– Поостерегись, сын. Никогда не говори о подобных вещах вслух. Все это – не твоя забота.
– Если речь идет об угрозе моей жене, очень даже моя, – возразил Ги, изо всех сил стараясь не повысить голоса.
– Отнюдь. Королева и принц-консорт вовсе не должны вникать в каждую мелкую деталь управления страной. На это есть я.
– Мелкую деталь?! Но я же слышал, как вы сказали… – Ги произнес это слишком громко и сразу наткнулся на грозный взгляд отца.
– Я слышал, как вы сказали, – продолжил он уже спокойнее, – что, если не остановить Марию, мы можем лишиться престола.
Герцог тяжело опустил руку на плечо сына и, вздернув нос, глубоко вдохнул. Удивительно, что в этот водоворот воздуха не втянулась половина придворных, подумалось Ги.
– Скажу тебе один раз и больше повторять не стану. Твоя жена – королева. Так распорядился покойный король, и его решение было скреплено подписями всех тридцати двух членов Тайного совета. Ты же – принц-консорт, а очень скоро станешь полноправным королем.
Что? Ги – королем?
Мысль об этом привела его в ужас, но в конце концов ведь лишь недавно они с Джейн обменивались мыслями о том, чтó стали бы делать, заполучив верховную власть. Вместе они могут стать могучей силой. К тому же корона ему, пожалуй, очень пойдет.
– Однако тебе предстоит еще многому научиться, – продолжал отец. – А эти дела оставь мне. Поверь, я не позволю капризной незаконнорожденной дуре встать у меня на пути!
– Вы хотите сказать, на пути у королевы, – медленно поправил Ги. – Не правда ли, отец? На пути у королевы?
– Да-да, вот именно, на пути у королевы, – пренебрежительно бросил тот.
– Но Мария довольно популярна в народе, хоть и немного реакционна. Если она успеет собрать подмогу…
Лорд Дадли жестом прервал его.
– Гиффорд, я уже приложил неимоверные усилия, чтобы обеспечить твое блестящее будущее, а также будущее всей страны. Для этого мне пришлось совершить много такого, о чем бы ты даже помыслить не посмел. Так что сосредоточься на подготовке к роли короля. А до тех пор прошу ограничиться высказываниями о предметах, находящихся в пределах твоего понимания. О яблоках, например.
На этом герцог резко вынырнул из-под сени знамени, оставив Ги одного с тем выражением, которое обычно появляется на лицах лишь после суровой отцовской выволочки. Когда он, в свою очередь, покинул укрытие, Джейн встретила его без улыбки. Возможно, отец и прав. Пока он сам не стал коронованным монархом, не стоит беспокоиться о вещах, которые его не касаются.
Глава 13
Эдуард
Король (мы имеем в виду настоящего короля) – хоть в том не было особой его вины – заблудился.
Первые несколько часов, проведенные во вновь обретенном эзианском облике, он упивался тем, что сам мог бы описать лишь как особое птичье воодушевление, – эйфорией полета, «скáчками» на ветровых потоках… Он испытывал силу своих крыльев, пытаясь объять собой всю безмолвную безмятежность мира, видимого с такой высоты. Эдуард совершенно растворился в новом прекрасном чувстве. Чувстве, что больше… скажем так, он не умирает.
Сам король этого еще не знал, поскольку не мог видеть себя со стороны и выяснить, к какому именно виду принадлежит, но превратился он в пустельгу. То есть – как нелишне будет сообщить тем читателям, что не принадлежат к любителями и знатокам пернатых, – в маленького сокола с очень красивыми коричневыми в крапинку перьями, на латыни именуемого Falco tinnunculus. Эдуард просто ощущал, что имеет крылья, клюв, две ноги, оканчивающиеся когтями; следовательно, он – какая-то птица. И еще он ощущал здесь, в небесах, такую свободу, о какой прежде даже представления не имел.
