Все это хождение вокруг да около начинало уже походить на фарс.
– Кто?! – Эдуард повысил голос. Ему вовсе не по нраву было задавать один вопрос даже дважды, сейчас же пришлось делать это в четвертый раз. К тому же от маневров Дадли взад и вперед по комнате у него закружилась голова. Король треснул кулаком по боковому столику. Ягоды ежевики разлетелись во все стороны.
Герцог замер на месте. Затем прочистил горло и невнятно пробормотал:
– Гиффорд Дадли.
Эдуард моргнул.
– Какой Гиффорд?
– Мой младший сын.
Эдуард помолчал, как бы укладывая в голове это предложение, и постарался проверить его по всем критериям, упомянутым герцогом: из безупречной семьи – есть; достоин доверия – есть; неоспоримый носитель эзианской магии…
– Джон, – выпалил король в открытую, – а у вас в роду есть волшебники-эзиане?
Лорд Дадли потупил взор. Признаваться в наличии эзианской крови было небезопасно даже в новую, более просвещенную, эпоху, когда за это уже не жгли на кострах. Однако, хотя быть эзианином больше не считалось преступным по закону, во всем королевстве еще множество людей разделяло мнение Марии по этому поводу: хороший эзианин – мертвый эзианин.
– Сам я, конечно, не эзианин, – сказал Дадли после долгой паузы. – Но вот мой сын – да.
Эзианин! Как здорово. На минуту Эдуард даже забыл, что стоит одной ногой в могиле и выдает лучшего друга замуж из чисто политических соображений.
– И в кого же он превращается?
Дадли покраснел.
– Он проводит дни в облике… – его губы шевельнулись как бы в попытке выдавить наружу нужное слово, но не получилось.
Эдуард подался вперед.
– Ну?
Дадли изо всех сил старался закончить фразу:
– Он… каждый божий день… он… Он…
– Ну же, давайте! Говорите! – потребовал Эдуард.
Дадли провел языком по губам.
– Он… принадлежит к лошадиной породе.
– К чему принадлежит?
– Он жеребец, ваше величество.
– Жеребец?
– Да… Конь.
Эдуард с открытым ртом откинулся назад, да так и застыл на несколько мгновений.
– Конь. Значит, ваш сын проводит дни в обличье коня, – повторил он, словно желая увериться, что понял все правильно.
Дадли печально кивнул головой.
– Неудивительно, что я никогда не видел его при дворе. Я почти и забыл, что у вас есть еще сын, кроме Стэна. Разве вы не уверяли нас, что он полубезумен и потому вы считаете для него невозможным и неприличным появляться в обществе?
– Мы думали: все лучше, чем такая правда, – признался Дадли.
Эдуард стряхнул со столика на ладонь ежевичину и съел ее.
– И когда же это началось? Как это случилось?
– Шесть лет назад, – отвечал Дадли. – А как – я не знаю. Однажды, когда ему было тринадцать лет, он закатил истерику. Не успели оглянуться, а он уже… – Герцог не нашел в себе силы снова произнести это слово. – Я уверен, что он составит отличную партию для Джейн, государь, и говорю это не потому, что он мой сын. Он крепкий малый: кости отлично развиты, здоровяк, смышлен, во всяком случае, отнюдь не безумен – и достаточно послушен и управляем, чтобы послужить нашим целям.
Несколько минут Эдуард обдумывал сказанное. Джейн обожала все, что имело отношение к эзианам. Против того, чтобы выйти замуж за одного из них, она возражать не станет. Однако…
– Он все дни проводит в лошадином облике? – спросил Эдуард.
– Каждый божий день. От рассвета до заката.
– И никак не контролирует свои превращения?
Дадли взглянул на противоположную от себя стену, где висел огромный портрет Генриха VIII, и Эдуард тут же понял, как глупо прозвучал этот вопрос. Его отец не управлял своими превращениями во льва. Старого короля просто охватывала ярость, и тогда у него начинали в буквальном смысле расти клыки… Так он и оставался львом до тех пор, пока его гнев не утихал, и часто на это уходили долгие часы. Иногда даже дни. Наблюдать за этим было чертовски неприятно.
Особенно в тех случаях, когда король решал кого-нибудь пожевать в качестве игрушки.
– Ясно. Стало быть, контролировать себя он не может, – задумчиво произнес Эдуард. – Но это означает, что муж у Джейн будет только по ночам. Что же это за семья?
– Многие люди были бы счастливы такому обстоятельству. Лично я, безусловно, предпочел бы встречаться с супругой лишь в часы между закатом и рассветом, – с коротким смешком отреагировал Дадли.
«И это ничем не напоминало бы настоящий брак», – мысленно продолжил Эдуард. Хотя… такой девушке, как Джейн, подобный брак позволил бы сохранить чувство уединения и независимости, к которым она так привыкла.
Возможно, все сложится идеально.
– Он хорош собой? – спросил король. Другому сыну Дадли, Стэну, не повезло: он унаследовал от отца непропорционально огромный орлиный нос. Эдуарду совершенно не хотелось выдавать Джейн замуж за такой нос.
Тонкие губы Дадли еще более натянулись.
– Гиффорд даже слишком миловиден для своего положения. Он нередко привлекает… внимание слабого пола…
Эдуард ощутил покалывание ревности и снова поднял взгляд на портрет отца. Он внешне напоминал Генриха и хорошо это знал. Те же рыжеватые с золотистым отливом волосы – и такие же прямые, величественный нос, серые глаза, мелковатые уши по бокам от всего этого. В свое время Эдуарда считали красавчиком, но теперь он сделался худым и бледным, выбитым из колеи болезнью.
– …Однако он будет верным мужем, тут я могу поручиться за него, – продолжал меж тем болтать Дадли. – А когда у них с Джейн родится сын, у вас появится настоящий эзианский наследник. И проблема будет решена.
Вот так просто. Проблема будет решена.
Эдуард потер лоб.
– Когда же должна состояться свадьба?
– Полагаю, в субботу, – ответил Дадли, – если вы, конечно, одобряете эту партию.
Эдуарда скрутил приступ кашля.
Сегодня понедельник.
– Так скоро? – прохрипел он, вновь обретя способность дышать.
– Чем скорее, тем лучше, – заметил Дадли. – Нам нужен наследник.
Все правильно. Эдуард прочистил горло.
– Что ж, очень хорошо. Я одобряю эту партию. Однако в субботу… – Это казалось все же слишком скоро. – Я даже не знаю, какие дела назначены у меня на эту субботу. Мне надо проверить…
– Я уже все проверил, ваше величество. Вы будете свободны. Кроме того, церемония состоится после захода солнца, – добавил Дадли.
– Понятно. Потому что днем он… – Эдуард тихонько заржал.
