Гиффорд медлил в дверях.
– Что же вы не заходите? – воскликнула Джейн, швыряя в угол туфли на высокой платформе. – Сесть, правда, негде, но можете перевернуть какой-нибудь платяной шкаф.
Он шагнул в комнату. Дверь за ним захлопнулась.
– Что вашему величеству будет угодно обсудить со мной? – В голосе Гиффорда не прозвучало и полутона обычного дружелюбия. Карие глаза смотрели холодно. На уровне нижней челюсти подергивалась мышца.
– Вы сердитесь, – отметила она.
Гиффорд поднял бровь.
– Какое право я имею сердиться? Я всего лишь подданный вашего величества.
Джейн нахмурилась.
– Не глупите. Вы не просто подданный.
– Кто же я тогда, ваше величество?
Джейн сжала кулаки и быстро заходила взад-вперед по комнате.
– Мой муж. Принц-консорт.
– Именно, ваше величество. Принцем и останусь.
Какое ребячество.
– Прекратите называть меня «величеством»! – Королева схватила с кровати подушку и запустила ею в него. Он едва успел увернуться. – Я вас уже об этом просила.
Он медленно моргнул, словно желая выглядеть простодушно.
– Как же мне называть ваше величество?
– У меня есть имя.
– Да, ваше величество. – Он наклонился и несколько раз взмахнул у пола рукой как бы в особо куртуазном поклоне. – Как пожелает ваше величество. Не то чтобы я имел право напоминать вашему величеству, но разве не приличествует вам местоимение «мы» в обозначении собственной особы? Вы представляете теперь всю Англию… – он сделал короткую паузу, – ваше величество.
– И почему же это вас так сердит? – Джейн метнула еще одну подушку, столкновения с которой Гиффорд вновь ловко избежал. – Вы же ненавидите политику. Много лет не появлялись при дворе. – Она горько усмехнулась. – Все это настолько комично, что даже грустно. Только представьте себе, как вы цокаете копытами по тронному залу и между чтением прошений вам скармливают морковку. Какая от вас может быть польза в качестве короля?
– Значит, вы считаете меня смешным. И ни на что не годным.
– Я этого не говорила. – Она замахнулась очередной подушкой.
– Говорить и не надо. Если я не провожу все дни напролет, уставившись носом в книгу, это еще не значит, что я не в состоянии понять ход ваших мыслей. – Он по-прежнему стоял неподвижно (если не считать уклонения от подушечных снарядов), заложив руки за спину, с высоко поднятым подбородком… Даже волосы его выглядели безупречно. – Признайтесь честно. Вы стыдитесь моего эзианства?
– Нет! Но эзианином здесь быть все еще опасно, и уже пошли разговоры о том, почему это ужин (как и наша свадьба!) всегда устраивается только после наступления темноты, даже посредине лета.
– Объявите меня вампиром, – предложил он. – Это надолго даст всем богатую пищу для пересудов. И кстати, что насчет тех указов и мер, которые мы обсуждали? Чтобы сделать королевство безопасным для эзиан. Защитить невинных. Помочь бедным. Чем вы сегодня занимались целый день, если не заботились об укреплении безопасности ваших подданных, ваше величество?
– Да сотнями разных дел, о которых вам даже представления не составить, поскольку вы-то скакали в это время по полям и лакомились яблоками. И вообще, если вы помните, я никого не просила делать меня королевой. С тех пор как мы сюда приехали, у меня и минуты покоя не было. Сначала мне сообщили, что мой лучший друг умер и – ну надо же, представьте себе! – что я теперь якобы должна занять его место. Место, к которому я даже в страшном сне не готовилась, а согласилась его занять только потому, что вы… ты меня уговорил. Потом вместо того, чтобы позволить спокойно оплакать тело брата, меня таскают с места на место, заставляют подписывать какие-то ничтожные бумаги, выбирать цвета для новых скатертей, принимать людей, которых я ненавижу, и в то же время теряться в догадках: почему твой отец с такой очевидностью хочет пропихнуть на трон тебя?
– А почему бы ему этого не хотеть? – осведомился Гиффорд.
– Ну да, нельзя не признать: куда как удобно быстренько жениться на девушке, которая совершенно неожиданно оказывается наследницей престола. Что ж, по крайней мере, ясно, что ты выбрал меня не за красивые волосы.
– Я тебя не выбирал, у меня никакого выбора не было.
– И конечно же, понятия не имел, что папаша готовит тебя к роли английского короля. Ты ведь слыхал, Гиффорд? Он уже даже корону для тебя выбрал.
– А почему ты так боишься разделить со мной власть? – горячо воскликнул он. – Почему мне нельзя быть королем?
Ну вот, так и есть. Королем он быть хочет.
Наверное, все время только этого и хотел.
Подушка выпала у нее из рук. Она сделала шаг назад, словно боль предательства внезапно пронзила ее насквозь.
Всю жизнь она сознавала, что окружающие используют ее как пешку в политических играх – отец, Томас Сеймур, мать, теперь вот лорд Дадли. Но как же ей не хотелось думать, что ее использует и Гиффорд.
– И это все, зачем я была тебе нужна? – спросила она, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в голосе. – Как средство достижения цели?
Он уставился на нее, и в его глазах она увидела горечь.
– Ты мне не доверяешь.
– Я никому не доверяю! – взвилась она. – Как я могу кому-то доверять, когда всё, всё вокруг меня – лишь расчет и игра?
– Джейн…
– Я видела, как вы с отцом шушукались после коронации. Он даже руку тебе на плечо положил – так был тобою горд. И о чем вы, интересно, там говорили?
Гиффорд не ответил.
– Вот видишь. Ты послушно выполняешь его волю! – Ее лицо пылало, словно огонь в кузнице. За всю жизнь ее никогда так не ранили и не оскорбляли.
– Да нет же! – Муж схватил с пола одну из подушек и швырнул в нее обратно, но, хотя цель была близка и объемна, довольно сильно промазал.
– Даже бросаться метко не умеешь! – закричала она.
– Я промахнулся нарочно! – Он широкими шагами направился к двери, которая вела из ее покоев в его. – А теперь, возможно, ваше величество простит меня? Мне кажется, обвинений на сегодня достаточно.
– Прекрасно! Ступайте. Не желаю вас видеть.
Он широко распахнул внешнюю дверь, но сразу же за ней обнаружилась еще одна, причем без ручки. Гиффорд с силой толкнул ее несколько раз, прежде чем понял, что она так не откроется.
– Значит, вы считаете, что для роли короля у вас мозгов хватит, при том, что дверь открыть их нет?
С возмущенным пыхтением принц вновь захлопнул уже открытую первую дверь и направился к наружной.
Хлопóк.
Еще один хлопок секунду спустя.
И вскоре Гиффорд оказался на своей половине.
