Он думал только о Грейси. О том, что она – лиса (о легкой иронии судьбы, заключенной в этом факте, он знать не мог, ведь в английском языке, насколько нам известно, термин «лиса» или «лисичка» стал синонимом женской привлекательности только после 1967 года, когда Джими Хендрикс исполнил свою знаменитую композицию Foxy Lady
[15]). О том, что она, несомненно, воровка (с другой стороны, Эдуарду было совершенно ясно: хоть Грейси и преступница, то, как минимум, весьма и весьма необычная). И о том, что ему смертельно хочется поцеловать ее.
Эта последняя мысль поразила его как гром среди ясного неба. Из всех девушек на свете Грейси в последнюю очередь годилась ему в партнеры для первого поцелуя, и Эдуард это прекрасно понимал. Он – король Англии, она – шотландка-карманница.
И все же, как ни фантастически, как ни безумно это звучало, ему хотелось поцеловать именно ее.
Она – та самая, решил он. Та счастливая девица, которую он поцелует.
Оставалось только придумать, как, при каких обстоятельствах этот поцелуй «осуществить».
В прошлом, если Эдуард хотел чего-нибудь, ему достаточно было попросить. И он не сомневался: если бы дело происходило при дворе, ему достаточно было бы просто приблизиться к нужной даме и сказать: «Леди Такая-то, мне угодно пригласить вас подойти поближе и прижать ваши губы к моим», и это желание в буквальном смысле стало бы для нее законом. Даже «пожалуйста» не пришлось бы говорить.
В лесу, однако, дело обстояло по-другому. Во-первых, как «великодушно» заметила Грейси, здесь он – не король. Во-вторых, что-то Эдуарду подсказывало: если идти в открытую и прямо предложить Грейси поцеловать его, она рассмеется ему в лицо. В-третьих, он же не просто хотел поцеловать Грейси. Он хотел, чтобы она хотела, чтобы он поцеловал ее.
А как заставить ее захотеть этого? Эдуарду почему-то казалось, что там, в сарае, в какой-то момент она была не прочь обняться с ним. Во всяком случае, она так на него посмотрела. Он неловко поежился у огня. Но потом ведь она сразу отстранилась и постаралась как можно скорее убежать… Позднее Грейси ему помогла. Но теперь бросила одного.
Непонятные, сложные существа эти женщины.
Кусты зашуршали, и через них просунулась головка Грейси-лисы. Она забавно тявкнула – видимо, давая Эдуарду понять, что пора отвернуться и дать ей возможность одеться. Король уставился на свои ступни, последовала короткая эзианская вспышка, Грейси-девица схватила свои пожитки и снова скрылась за стеной деревьев.
Когда наконец она предстала перед Эдуардом, в руке у нее болтался мертвый кролик, а под мышкой был зажат какой-то сверток. Его она швырнула королю. Тот с интересом развернул полученное. Нельзя не признать: всякий раз, когда Грейси на время удалялась побродить, возвращалась она с чем-нибудь очень полезным; сперва с парой брюк (ибо в них Эдуард нуждался в первую очередь), затем с потрепанным плащом, с льняной рубашкой и теплым шерстяным одеялом. Там добывала краюху хлеба. Тут – флягу воды. Слегка ржавый, но еще вполне приличный меч. И наконец, pièce de résistance
[16] – сапоги. Пара отличных мягких сапог – точно по его ноге. Откуда она все это берет, король представления не имел. И решил даже не спрашивать.
В нынешнем свертке оказалось два носка из разных пар.
– Спасибо, – просто сказал он и тут же скинул сапоги, чтобы натянуть носки.
– Не за что. – Она даже не взглянула на него, села на пень напротив костра и достала из-за пояса охотничий нож с красивой, инкрустированной жемчугом рукояткой. Когда Грейси одним ударом разрезала брюхо кролика и вывернула шкурку наизнанку, у Эдуарда сжались все внутренности. Прежде бóльшая часть его пищи поступала на стол уже приготовленной, «оформленной» и выглядящей как пища, а не в виде маленьких беззащитных зверьков.
Он вспомнил мышь, которую заглотил, будучи птицей. В желудке тяжело заурчало. С усилием он снова перенес внимание на носки.
– А на пятке-то дырка, – заметил Эдуард.
– Правда? – Продолжая разделывать кролика, она даже не подняла глаз. – Хочешь, чтобы я зашила?
– Было бы очень мило с твоей стороны, – довольно согласился он. – Когда у тебя будет время.
– И огонь у тебя почти погас – мне раздуть его заново?
– Если это нужно, чтобы зажарить кролика.
– А заодно уж и рубашку тебе погладить, да?
– Ну, она и вправду немного помялась, – осторожно отозвался король, хоть и не понял, каким образом она собирается это сделать здесь, в лесу.
Под ноги ему грубо шлепнулась отвратительная масса кроличьих потрохов. Он охнул и, подняв голову, увидел, что Грейси стоит прямо над ним, расставив ноги, и в ее зеленых глазах пылает ярость.
– Я тебе не прислуга и не девчонка на побегушках! – Она потрясла у Эдуарда перед носом выпотрошенным кроликом. – Я обещала тебе помочь и помогу, но приказов выполнять не стану. Ты мне не король, и я тебе – не подданная. Так что не смей помыкать мною.
Опешив, он только и смог что моргнуть.
– Я не… не собирался тобой помыкать и взваливать на тебя всю работу. Просто я…
Она скрестила руки на груди.
– Раньше мне никогда не приходилось самому за собой ухаживать, – пробормотал он, уставившись в пальцы ног. – Я не знаю, как это делается.
Несколько мгновений Грейси оставалась неподвижной. Затем Эдуард услышал, как она отошла, и решился посмотреть вокруг. Насадив кролика на ветку, девушка жарила его над костром. Ее черные кудри разметались по плечам. Она с мрачным выражением глядела на пламя.
Сердце короля упало. Она его ненавидит. Наверное, соображает, как бы поскорее от него избавиться.
– Прости, – мягко проговорил он.
Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Ее лицо в бликах огня словно само полыхало.
– И ты меня прости, – сказала она наконец. – Не стоило на тебя нападать. Видно, они меня слишком легко раздражают.
– Они?
– Английские короли.
– Ах, вот оно что. Да, я заметил. Но ничего, хоть ты на меня и напала, я вроде цел. По крайней мере, пока.
На ее щеках появились те самые ямочки, она изо всех сил пыталась не улыбнуться в ответ. Надежда широким потоком хлынула обратно в грудь Эдуарда. Может, он ей все же немного нравится?
– Пожалуй, это не твоя вина, – продолжала Грейси. – Ты привык, что у всех вокруг только и забот – тебя обслуживать, и они с ног друг друга сбивают, чтобы первыми тебе угодить.
– Да, – признался он, но не решился добавить, как часто чувствовал себя при этом заточенным в золотую клетку. Как жаждал научиться делать все сам…