– Что? Я понимаю, это немного необычно. Может, даже неприлично, но, как выяснилось, ее предки служили королевской семье в нескольких поколениях. Я сам только пару недель назад узнал о том, что она эзианка, честное слово.
– Вот, значит, я кто? Ваш друг? – уточнила Грейси.
– Конечно, – ответил он.
– Потому что спасла вам жизнь?
– Да. То есть нет… Я имею в виду… – Эдуард не совсем понимал, какого ответа она ждет. Он выдержал паузу, потом спросил сам: – А ты считаешь меня своим другом?
Девушка покачала головой.
– Я не знаю, кем мне вас считать, сир.
Он стиснул зубы и поправил:
– Эдуард.
Пэтти снова заворчала. Король посмотрел на нее хмуро, и она замолкла.
– Что еще мне о вас неизвестно? – спросила Грейси. – Какие-то сюрпризы остались в запасе?
Господи, да она столько всего о нем не знает, подумал он. Столько всего, о чем хотелось бы рассказать. Но юноша ответил:
– Нет, пожалуй, это все.
– Что ж, прекрасно. – Шотландка слегка наклонила голову. – Ваше величество, Пэтти. Я должна откланяться. Ваша бабушка просила меня добыть для нее кое-что, и я, конечно, не могу отказать почтенной даме.
– Добыть – в смысле «украсть»? – переспросил Эдуард.
Появились ямочки.
– Меньше знаешь – лучше спишь, сир. У вас и без того много волнений из-за вашей Джейн. Предоставьте-ка меня лучше самой себе.
«Из-за вашей Джейн». Он снова опустился на землю у стены. «Из-за вашей Джейн» – это прозвучало так, словно Джейн в каком-то смысле принадлежит ему, и еще: в ее голосе послышалась какая-то резкая нотка. Или ему померещилось? Как будто она ревнует. Как будто сама хотела бы быть «его Грейси». Оставалось только надеяться…
Некоторое время спустя бабушка объявила, резко выведя его из оцепенения (хотя он определенно не спал):
– Она будет жить. Звала тебя. Я уложила ее в твою постель – она самая удобная в замке. Только особенно не мучай ее разговорами. Джейн поправится быстро, но сейчас ей нужен отдых.
Король велел Пэтти оставаться во дворе и со всех ног помчался вверх по лестнице.
Джейн полусидела, приподнявшись на высоких подушках. Вид у нее был усталый и больной: под глазами сиреневые круги, губы белы как мел, но улыбка – смелая и открытая.
– Ты жив, – констатировала она снова, как бы не в силах осознать этот факт.
– И ты тоже, – ответил он, присаживаясь рядом на кровать. – Мы с тобой оба спаслись волшебным образом.
– Просто я хорек, – сказала она, словно признаваясь в величайшем грехе, в котором, однако, не желала каяться.
– Да, я заметил. А я пустельга. Приятно познакомиться. Что касается меня, то это прекрасно во всех отношениях, вот только, когда летаю, я сразу теряю голову. Но я над этим работаю. Искусство полета – чрезвычайно полезное, если научиться владеть им как следует. Можно, например, вылетать вперед и все разведать. Следить за кем надо. Мне не терпится последить, скажу честно. Только представь себе, сколько грязи выйдет наружу.
Джейн потеребила пальцами краешек крахмальной льняной простыни.
– Да, это замечательно.
– Итак, мы эзиане! – ликовал Эдуард. – Наконец-то!
Она снова улыбнулась, но как бы не от всего сердца. Видно, рана еще болит, подумал он и взял ее за руку.
– Джейни. Теперь с тобой все будет хорошо. Так говорит бабушка, а с бабушкой даже ты не посмеешь спорить.
– Со мной все хорошо, – ответила она. – Ну, будет хорошо. Обещаю.
Эдуард посмотрел в окно. Солнце уже клонилось к горизонту.
– Скоро закат. Вернется твой муж. Обещай ему тоже.
– Как он? – спросила Джейн слегка подрагивающим голосом. – Очень на меня злится?
– Почему Гиффорд должен на тебя злиться?
– Он велел мне сидеть и ждать, пока он сходит в таверну. А я все равно увязалась за ним.
Вот так сюрприз.
– Нет, он не злится. Хотя беспокоится за тебя, конечно, – заметил король. – А… у него изо рта пахнет сеном? Я часто об этом думал.
Джейн слегка шлепнула его ладонью и поморщилась.
– Когда я стала королевой, мы поссорились. Дадли хотел сделать его королем. Ну, чтобы мы были равны. А я отказала.
– Правильно сделала, по-моему. Но я уверен, он тебя уже простил, – сказал Эдуард.
В том, какие чувства Гиффорд испытывает к Джейн, не могло оставаться никаких сомнений. Мысль, что он может ее потерять, доводила его чуть ли не до умопомешательства. Любовь этого человека к жене минувшей ночью буквально освещала импровизированную операционную. Все, кто присутствовал, ее видели – по выражению его лица, когда принцу казалось, что она умирает, по тому, как он расхаживал по комнате и не находил себе места все эти долгие часы, пока Джейн наконец не вернулась в человеческое тело. У Эдуарда из головы никак не шел образ Гиффорда, прижимавшего руку супруги к своей щеке и целовавшего ее. Король и не знал, что на свете бывают такие глубокие чувства. Во всяком случае, такие глубокие романтические чувства.
Гиффорд любил Джейн. И судя по выражению ее лица, когда она говорила о нем, Джейн тоже любила Гиффорда. Они любили друг друга. Даже если сами еще себе в этом не признавались.
Эдуард улыбнулся.
Кто знает, может, у этой истории еще будет счастливый конец.
Глава 23
Джейн
– Секрет обращения в животную форму, – говорила бабушка, – состоит в том, чтобы прислушиваться к велениям своего сердца.
«Именно, – думала Джейн, – к велениям сердца».
Уже наступила вторая половина дня. Джейн, Эдуард и Гиффорд стояли у края тропинки, протоптанной вокруг развалин. Замок возвышался над ними темной громадой, закрывая самые злые вечерние лучи солнца и отбрасывая тяжелые тени на груды обвалившегося камня и густую зеленую траву. Бабушка занимала позицию лицом к ним, а Грейси описывала круги между ними, с суровым выражением лица сложив руки на груди.
У Джейн болела голова.
– Будь всегда честна с собой, – продолжала старая дама. – Если в тот момент, когда ты чувствуешь, что хочешь воплотиться, но не знаешь, почему тебе пришло желание стать птицей, хорьком или конем…
Гиффорд фыркнул. Он в тот момент уже был конем.
– …Или, наоборот, человеком, то ничего не выйдет. Ты останешься в прежнем своем обличье.
– А как насчет проклятия? – спросила Джейн
– Что насчет проклятия? – Воздух сразу наполнился едким запахом, как от помойки. Джейн ощутила кислый привкус в горле и закашлялась. Терпение никогда не относилось к числу бабушкиных добродетелей, и чем сильнее она раздражалась, тем ужаснее воняла.
