– Как могут управлять своими превращениями те, на ком лежит проклятие?
– А почему ты думаешь, что на тебе лежит проклятие?
– Гиффорд днем становится конем, а ночью – человеком. Он меняется каждые сутки, как по часам.
Раньше Джейн обвиняла в этом его самого. Она думала, что он просто не владеет собой. Но теперь преисполнилась к нему бóльшим сочувствием.
– И я в последнее время тоже по ночам всегда делаюсь хорьком.
«В последнее время» – то есть начиная с той ночи в Тауэре. Солнце садилось, возникала вспышка, и она превращалась в маленького хищника, хотела она того или нет. В этом и заключалась проблема. А первый шаг к решению любой проблемы – это, как известно, признать ее существование.
– Потому мы сюда и пришли. – Запах от бабушки усилился. – Потому что вам, ребята, нужно учиться управлять собой.
– Но разве суть проклятия как раз не в том, что им нельзя управлять? – Джейн указала на Гиффорда, который, опустив голову, мирно щипал траву. – Сперва надо разрушить проклятие, а уж потом учиться пресуществляться по собственной воле.
– Звучит разумно, – заметил Эдуард. – Голова у тебя варит, Джейни.
– А по-моему, так звучит глупо, – резко высказалась Грейси. – Вы не прокляты. Вы просто упрямы.
– Грейси права, – бабушка раздраженно вздохнула. – Нет никакого проклятия. Просто внутри тебя живет что-то, что заставляет тебя превращаться именно в определенный момент.
– Ну, если время превращения четко зависит от положения солнца на небосклоне, мне это кажется вполне веским доказательством проклятия, – возразила Джейн.
– Мне тоже, – нахмурился Эдуард. – Я думаю так: сначала был проклят Гиффорд, а Джейн подхватила «заразу» от него, когда вышла замуж. Значит, отчасти это моя вина. Прости, пожалуйста.
Рыжеволосая девушка коснулась его руки, желая утешить.
– Нет, не твоя. Что ты!
Гиффорд опять громко фыркнул, и между его задних конечностей с громким хлюпаньем на землю свалилось нечто большое.
Его манеры всегда оставляли желать лучшего – в обличье коня уж точно.
Джейн задумчиво разгладила края позаимствованного в замке платья. Его крой и цвет вышли из моды много десятилетий назад, но на подобные вещи она никогда не обращала внимания. Наоборот, была благодарна за то, что наконец может надеть что-то более приличное, чем мужские брюки. С другой стороны, Грейси вот носит штаны, и на ней они кажутся последним писком женской моды. Эдуарду, к примеру, явно нравится – учитывая, как он вечно глазеет на нее с открытым ртом. Прямо стыдно за него иногда. Ей-богу.
– У вас обоих наверняка есть причина, чтобы менять форму по вечерам, – настаивала шотландка.
– Верно, – снова согласилась бабушка. – Как я уже сказала, все идет от сердца. Когда вам по-настоящему захочется контролировать изменения своей сущности, вам это удастся.
Джейн все эти рассуждения показались очень субъективными. Мягко говоря.
– Как же так? Мне больше, чем кому-либо на свете, хочется научиться собой управлять!
Старуха неодобрительно хмыкнула:
– Расскажи, как с тобой случилось первое обращение.
– В тот момент, когда я эмоционально больше всего в нем нуждалась, – Джейн вздернула подбородок. – Как в книгах. Очень надо было избежать отсечения головы от тела, знаете ли. И еще надо было спасти Гиффорда от сожжения на костре. И вот я стала хорьком. И выручила его.
– Очень благородная причина для первого обращения, – оценил Эдуард. – Ну а я, конечно же, не желал, чтобы меня убили в постели. Нужно было как-то ускользать, и я ускользнул.
Бабушка взглянула на Гиффорда так, словно ждала и от него истории первого обращения, но тот только всхрапнул и оглядел поле, окружавшее старый замок, – вот бы, мол, сейчас там побегать.
– Ну, а с вами как это произошло, бабушка? – спросила Джейн.
– Одна служанка забыла принести мне на завтрак фрукты. Я перевоплотилась в скунса и обдала ее струей.
Грейси захохотала.
– Ведь это же неправда, да?
Старая дама подняла бровь.
– Ты обвиняешь меня во лжи?
– В сочинительстве.
– Ладно. Тогда так: садовник загубил розовый куст, и я ужасно рассердилась.
– Бабушка, – призвал Эдуард, – расскажите же наконец, как все вышло на самом деле.
– Истина – вещь скользкая, – философски изрекла хозяйка Хелмсли, но тут же примирительно вздохнула. – Ну, хорошо. Одна из фрейлин провела ночь с моим мужем. – Она немного помолчала, будто дожидаясь, пока все осознают сказанное. – Я ничего не знала, пока при дворе это не стало известно, и тогда, на глазах у всех, я преобразилась в скунса и давай стрелять во все стороны липкой гадостью. Я, конечно, целилась в изменника-мужа и в вероломную фрейлину. Но у скунсов очень плохое зрение, так что палить пришлось наугад. И несколько раз я ошиблась с целью.
Джейн подавила смешок. История забавная, но не забудем: все это происходило в те времена, когда эзианство каралось смертью. И эти времена Мария, между прочим, пытается вернуть. Это отрезвляло.
– Если хотите знать, я тоже не сразу приноровилась управлять этим навыком, – угрюмо призналась бабушка. – Видимо, в те далекие дни еще не научилась слышать веления сердца. Мной управляли более низменные порывы.
С минуту Джейн созерцала носки своих туфель. Неужели она нечестна сама с собой? Чего хочет ее сердце?
– Понятно, – подытожил Эдуард. – Что ж, я готов попробовать.
– Отлично. – Старушка дважды громко хлопнула в ладоши. – И больше никакой чепухи о проклятиях.
– Закройте глаза, – посоветовала Грейси. – Иногда это помогает. Думайте о том, что вам особенно нравится в другой сущности. О том, чем вам в этой сущности хочется заняться.
Джейн всегда училась отлично и все схватывала на лету. Она немедленно закрыла глаза и стала припоминать, каково это – быть хорьком. Она радовалась тому, что приносит пользу… Тому, как отлично слышит и обоняет все вокруг… Тому, как легко Гиффорду носить ее на плече… Да просто нет на земле существа чудеснее!
– Хочу стать хорьком, – прошептала она. – Хочу стать хорьком.
– Джейн, давай про себя, – слегка недовольно шикнул Эдуард. – Ты тут не одна пытаешься сосредоточиться.
Она искоса взглянула на кузена. Он еще так худ, так бледен после болезни (то есть после отравления, напомнила себе Джейн), но выглядит уже лучше. Сильнее. Живее, что ли.
Она вдруг заметила, как напряжение его плеч ослабло. Глаза его были закрыты. Король улыбался, словно представлял себе нечто замечательное.
– Небо, – пробормотал он.
Огонь сверкнул вокруг его фигуры так ярко, что Джейн пришлось зажмуриться. Она услышала биение крыльев. Шелест перьев. Когда она снова открыла глаза, Эдуард уже взмывал в небеса.