Удрученно качаю головой в ответ.
– Я… я и сам не знаю. Может, вы станете бестелесным духом? Или вновь укроетесь во мраке?
– Ни за что! Теперь уж меня все должны увидеть. Пути назад нет.
Стук копыт приближается. Молю небеса о том, чтобы это были не отцовские скакуны, запряженные в его экипаж.
– Что ж… – шумно сглатывая, говорю я. – Тогда, пожалуй, нас выручит плавучее судно. Вы сядете в лодку, поплывете по реке Джеймс на север, а потом подниметесь вверх по Риванне и доберетесь до Шарлоттсвилля.
С ее лица вдруг исчезает хмурое выражение, и сведенные вместе брови, похожие на две шпаги, распрямляются.
– Начертить вам карту?
Она качает головой.
– К северу по реке Джеймс, а потом вверх по Риванне, – повторяет она.
– Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы отец узнал, что вы здесь. Соблюдайте осторожность, пока я не уеду в университет! Не вздумайте шуметь!
Она отскакивает от меня, шелестя юбками своего узкого платья.
– Буду сидеть тихо, как мертвая мышка.
– Сомневаюсь, что так говорят…
Она склоняет голову набок и щурится, ожидая, осмелюсь ли я поправить ее и уточнить, что в поговорке мышь была живая, а вовсе не мертвая.
– Очень вам признателен, – говорю я вместо ожидаемых исправлений.
– Не пытайся меня изменить.
– Я и не…
– Я – лучшее, что в тебе есть, Эдгар По.
Боже правый! Надеюсь, это не так.
– Я не… – начинаю я, качая головой.
– «Будь проклято, уныние!» – вот и всё, что нужно сказать. Всё, что нужно, чтобы меня спасти. Посвяти всего себя нашему искусству, отдай ему всю свою жизнь, до последнего издыхания, иначе… – ее глаза наполняются слезами – странно, обычно она вовсе не склонна к меланхолии. Она сжимает хрустальное сердце, которое висит у нее на шее, и хмурится, словно не зная, что делать с собственными чувствами. – Иначе ты меня потеряешь, – договаривает она таким мягким, таким человечным тоном, что на миг я забываю, кто она на самом деле.
– Едва ли такую, как вы, можно быстро потерять, – тихо хихикнув, отвечаю я.
Она задерживает на мне взгляд, а потом говорит – так пронзительно, что ее голос забирается мне в самую душу:
– Я одержима смертью, но боюсь умереть.
В ответ изумленно ахаю.
Я одержима смертью, но боюсь умереть.
Это удивительное создание только что нашло точнейшие слова, чтобы выразить то, что давно жаждет высказать мое сердце – еще со смерти моей дорогой матушки. Горло тут же обжигает боль, будто кто-то полоснул мне по шее лезвием, только хуже, а в следующее мгновение тело мое вдруг начинают сотрясать рыдания, внутри всё сжимается, губы дрожат.
– Я понимаю, – хриплым шепотом, с трудом отвечаю я, сжимая ладони в кулаки в отчаянной попытке вернуть самообладание.
По щеке Линор бежит слеза, оставляя за собой след цвета сажи.
– Тогда посвяти себя мне – и мой огонь никогда не угаснет! Я всегда буду рядом с собой, пока жив ты сам!
– Мне пора, – говорю я, открываю дверь и выскальзываю на улицу.
– Эдди…
– Простите. Отец вот-вот вернется, – отзываюсь я, закрыв дверь.
И торопливым шагом устремляюсь к поместью, стараясь всё же не переходить на бег. Я понимаю, что не в силах посвятить себя такому странному, такому непостижимому существу, ведь я сам – такое же непонятное, странное создание, которое только делает вид, что отыскало свое место в этом мире.
Глава 14
Линор
Звон церковного колокола возвещает о том, что уже пять часов.
С того мига, как мой поэт захлопнул прямо у меня перед носом очередную дверь, прошло уже два часа.
Морелла приносит мне кусок белого пергамента – записку некой Кассандре, которую она нашла в пустой коробочке из-под табака, спрятанной в сугробе у входа на Кладбище Шокко-Хилл. Я стряхиваю с записки сосновые иголки, разворачиваю ее и с наслаждением читаю подражание шекспировскому Восемнадцатому сонету, написанное Джоном Алланом. Оно питает меня, будто сладкий нектар.
Сравню ль твои черты я с утром зимним?
Нет, холодней ты, диче, беспощадней.
Убиты розы ветром, снегом, ливнем,
Но скорый ход зимы всего досадней…
– Кровь застыла, пальцы – лед, – начинаю я, царапая острыми ногтями пергамент. – Старший Аллан к нам идет. Неудачи По он прочит, а сам млеет и хохочет! Эдгар По меня боится, быть со мною не решится! «Лучше б нам навек проститься!» – скажет он и дверью – хлоп…
– Тише, Линор! – шикает на меня Морелла. Она сидит на подоконнике в спальне Джудит, спрятавшись под желтыми кисейными занавесками, и смотрит в окно. – Джон Аллан идет!
Я кидаюсь к ней, встаю на четвереньки, чтобы снаружи меня не было видно, и осторожно выглядываю в окно.
Джон Аллан решительно шагает к чахлому деревцу, стоящему у каретника. Грудь он горделиво выпятил вперед, словно павлин, из-за чего спина неестественно изогнулась. Его латунная трость то и дело с хлюпаньем погружается в слякотные лужи у него под ногами.
И хотя он в нескольких ярдах от нас и его мысли явно заняты не мной, я чувствую, как его цепкие пальцы сжимаются на моей шее.
Бросаю на Мореллу отчаянный взгляд в надежде, что она меня успокоит, но она и сама потирает шею, морщась от боли.
Глава 15
Эдгар
Каким-то чудом я пережил неделю до Дня Отъезда.
Моя муза вела себя тихо и скромно, как и обещала.
Слава Небу! Уж вещи пора собирать! Как отрадно «Молдавию» мне покидать!
Накануне «великого исхода», в субботний февральский день, я набил свой дорожный чемодан вещами, последний раз прогулялся вдоль беспокойной реки Джеймс и попрощался со всеми, кто был мил моему сердцу в Ричмонде, – со всеми, кроме моей возлюбленной Эльмиры.
С ней же мы встречаемся за час до захода солнца в местечке, прозванном нами «Зачарованным Садом», – в этом раю, где стоят стройные липы и белеют заснеженные плети роз, кусты жасмина и мирта, высаженные вдоль кирпичных стен. Деловой партнер отца, мистер Чарльз Эллис, когда-то обустроил этот сад, чтобы проверять здесь образцы семян, которые присылали в компанию «Эллис и Аллан», но всем влюбленным Ричмонда отлично известно, что более подходящего места для уединенных свиданий просто не сыскать!
Эльмира берет меня за руки и смотрит на меня огромными, влажными от слез глазами.
– Поверить не могу, что вы уезжаете уже завтра, Эдди! Мне всё казалось, что до февраля еще так долго…
– Понимаю, – отзываюсь я и целую ее руку, затянутую в перчатку. – Спасибо, что согласились встретиться со мной.
