Книга История ворона, страница 25. Автор книги Кэт Уинтерс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История ворона»

Cтраница 25
Глава 16
Линор

Ссудорожным вздохом я распахиваю глаза. Я по-прежнему в спальне Джудит, в которой царит невыносимый холод.

Хрустальное сердце у меня на груди поблескивает в отсветах пламени из камина. Я лежу на полу, на плотном вязаном коврике, а Джудит, моя щедрая заступница, истомленная трудами в «Молдавии», посапывает на своей кровати где-то у меня над головой. Одежда и волосы у нее насквозь пропахли кухонными приправами и дымом. Еще бы! Ведь она никогда не покидает рабочего места, разве только в своих мрачных историях, которыми щедро делится со мной после прихода темноты.

Морелла улетела немного развеяться – в награду за рассказанные истории.

Сердце в моей груди стучит медленно, зловеще, будто нашептывает мне: «В Шарлоттсвилле ты не встретишь теплого приема. Эдгар вновь откажется от тебя, отринет тебя еще яростнее, чем раньше. Так впитай же скорее дух Ричмонда! Вбери в себя все без исключения воспоминания твоего поэта об этом городе, чтобы излить их к нему в душу, когда он будет уже далеко отсюда и начнет тебя избегать – вам обоим это принесет огромную пользу!»

И я на цыпочках выхожу из домика в непроглядную ночь.

Сквозь снежную слякоть уже проглядывает кроваво-красная ричмондская земля. Невзирая на холод и грязь, я упрямо иду к старейшему городскому кладбищу, разбитому при церкви Святого Иоанна.

«Пей, пей воспоминания, – шепчет мне ветер, влекущий меня к очередному холму, испещренному могилами, – пока твое сердце не преисполнится жуткого и беспросветного мрака! Впитывай эту память, пока не переполнишься ею!»

Посреди надгробий и каменных склепов, защищающих могилы кладбища Святого Иоанна, бродят духи прежнего Ричмонда. Они легки и полупрозрачны и поблескивают в бледном, голубовато-жемчужном, почти белом свете, расточая ароматы тумана и розмарина, печали и возрождения, и во рту у меня появляется горьковато-сладкий привкус смерти.

Духи взволнованно наблюдают за моим приближением. Какой-то господин в парике и треуголке торопливо ныряет в свою могилу, будто боится, что я – воплощение дьявола, которое явилось, чтобы утащить его в зловонные недра преисподней. А некоторые духи, напротив, расправляют плечи и складки на одежде, словно понимают, кто я такая, – словно знают, что мне под силу сделать так, чтобы живые помнили и прославляли их, что я могу даровать им бессмертие, запечатлеть их имена всесильной кровью под названием «чернила».

Юная красавица на вид не старше Эдгара, разодетая в пышное платье, протягивает мне руку и молит:

– Попроси своего творца поведать миру мою историю!

Она так мила и учтива, что он наверняка не отказал бы ей, но я иду мимо, к безымянной могиле в дальнем углу кладбища.

Оттуда бьет луч яркого света, а по земле рядом стелется густой туман. Чем ближе я подхожу, тем отчетливее вижу, что свет обретает черты усопшей матушки моего поэта, актрисы Элизабет Арнольд Хопкинс По, одетой в платье с тонким поясом, напоминающее греческую тунику. Глаза у нее в точности как у Эдгара, и волосы у них одинаковые, вот только у Элизы они гораздо длиннее и спадают на спину темной волной.

Она наблюдает за мной с заметной радостью, – кажется, она меня узнала! – и от нее исходит такая теплота, такая сильная материнская любовь, что у меня подкашиваются ноги. Я опускаюсь перед ней на колени, смиренно закрыв глаза и потеряв на миг дар речи. Ее любовь, столь непохожая на беспокойный интерес Мореллы, насыщает мне душу. Меня окутывает приятный запах цветов лапчатки.

– Эдгар? – зовет она.

Я поднимаю на нее глаза, гадая, не ослышалась ли я.

Она слегка наклоняется вперед и, щурясь, разглядывает меня сквозь пелену небесного-голубого тумана.

– Я редко когда вижу живых людей так отчетливо, но ты… – она приподнимается на цыпочках, – точь-в-точь мой младший сын!

– В самом деле? – спрашиваю я, шумно сглотнув. – Опиши, кого ты видишь?

– Мрачного юношу, стоящего на коленях и расточающего вокруг себя тень и сумрак, сочащиеся из глубин его души! – Она слезает со своей могилы на землю, прижав руку к сердцу и встревоженно сдвинув брови. – Эдгар, мальчик мой, что с тобой случилось?

Я опускаю взгляд, чтобы увидеть то же, что и она, и вдруг обнаруживаю, что мое тело преобразилось: теперь на мне Эдгаров черный фрак и шейный платок кремового цвета, и его узкие серые брюки, обтягивающие крепкие бедра. Черные тени и впрямь сочатся у меня – точнее, у него, – из рукавов и ладоней и стекают на землю черным дымом, который обвивается вокруг моих ног.

– Мамочка, – говорю я уже не своим, а Эдгаровым голосом, слегка растягивая слова на виргинский манер, – завтра я уезжаю из Ричмонда в университет. Что же мне делать со своей мрачной музой, пока я буду обретаться среди ученых, которые наверняка будут всячески ее унижать?

Элиза По удивленно хмурится – кажется, слова поэта сбивают ее с толку.

– А я и не знала, что ты связал свою жизнь с мрачной музой.

– Я ужасно ее стыжусь. И просил ее изменить облик, чтобы больше не унижать меня. Даже ты, судя по голосу, считаешь ее гадкой и мерзкой!

– Милый мой, какой у тебя несчастный вид! – с содроганием вскрикивает миссис По, и ее голос из ласкового вдруг становится прохладным и даже испуганным. – А ведь муза должна облегчать твои страдания, превращая их в произведения искусства, а вовсе не усугублять твои тревоги! Вместе вы должны создавать поэзию и музыку, которые утолят твою боль, спасут тебя от невзгод, пусть и ненадолго. Вот в чем сила и красота искусства! – Перебравшись через толстый древесный корень, Элиза направляется ко мне. – Где же твоя мрачная муза?

Я невольно отскакиваю в сторону.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты ее увидела.

– Где она?! – Элиза хватает меня за запястье, и вдруг с ее губ срывается судорожный вдох, а глаза испуганно округляются – кажется, она наконец разглядела мою истинную сущность! Ее пальцы вдруг делаются такими ледяными, что в ушах у меня звенит, а зубы начинают стучать. Ее жемчужное сияние становится тусклым и свинцово-серым.

Она отпускает меня и в ужасе отступает.

– Кто ты?!

– Линор, – отвечаю я тихим, уже совсем не похожим на Эдгаров, голосом. – Муза твоего сына, его мрачный дух, его одержимость поэзией, безумием, мраком и самой высокопробной жутью!

– Когда же ты появилась в его жизни?

Смущенно опускаю глаза.

– Лучше тебе не знать ответа на этот вопрос.

Она беспокойно обнимает себя за плечи, заметно поникнув, потупившись, – кажется, она и сама понимает, что я пробудилась к жизни в пламени камина и тенях чужого, холодного дома, когда Элизабет умерла на глазах у своего крохотного сынишки.

Остальные духи, которые тоже, вероятно, почувствовали страх и боль Элизабет, попрятались за надгробиями – а некоторые, взбаламутив воздух, поспешили подальше.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация