– Мистер О’Пала будет тебе помогать в этом твоем предприятии, да? – спрашивает она.
Я опускаю глаза.
– Чтобы выжить за карточным столом, мне понадобятся всё мое остроумие и хитрость. Я стольким людям должен, и такие безумные суммы, ты даже не представляешь…
– А как же твое мрачное искусство? Как же сегодняшний вечер?
– В мире долгов и азартных игр не место мрачному искусству, – подавив смешок, поясняю я, стараясь тщательно подбирать слова. – Если только эту самую… чушь нельзя продать и получить за нее деньги.
Линор резко отрывает руку от подоконника.
– Как-как ты сказал?
– Знаю, наши сегодняшние гости были от нас в восторге, но этот восторг недолговечен.
Линор смотрит на меня со смесью ярости и удивления, но я только молча убираю уголек.
– Эдди, – наконец говорит она. Я не поворачиваюсь на ее голос, но она продолжает: – Если Джону Аллану и впрямь удастся тебя убедить в том, что сочинение стихов и рассказов превратит тебя в «хилое, мерзкое бремя для общества», это будет главная его победа в жизни.
Стиснув зубы, стараюсь не обращать внимания на бешеный стук сердца, эхом отдающийся в ушах.
– Не говори так.
– И он явно выигрывает в этой битве.
– Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? – громко хлопнув ладонью по столу, огрызаюсь я. – Да у меня в голове каждый день звучат его обвинения, и я не могу оставить их без внимания, ведь от этого человека зависит вся моя жизнь!
Линор подходит к камину и принимается шевелить угольки кочергой.
– Опубликуй свои стихи. Мир должен их видеть.
– Они же никчемные.
– Это в тебе вновь заговорил Джон Аллан.
– Над ними нужно еще много работать, – со вздохом продолжаю я. – Поэма «Тамерлан» еще даже не закончена. Это тебе говорю я, Эдгар По.
Каким-то чудом ей удается раздуть тлеющие угольки в сильное, жаркое пламя. Огонь отбрасывает на ее мертвецки бледную кожу золотистые отсветы.
– Насчет «Тамерлана» согласна, – признает она. – Туда нужно добавить побольше сцен мук и страданий, прежде чем показывать эту поэму миру, но ведь у тебя есть и другие стихи, которые непременно тронут людские души! А если пустить в ход что-нибудь хотя бы в половину столь же блистательное, как наше сегодняшнее произведение…
– Не удивлен, что ты предлагаешь добавить в «Тамерлана» побольше страданий.
– Там маловато страсти и оригинальности.
– Знаю. – Я достаю из кармана носовой платок и вытираю перепачканные углем пальцы. Взгляд вновь натыкается на портрет Агнессы Ашер, еще одного актерского ребенка, чьи родители погибли, оставив бедняжку в Ричмонде на произвол судьбы.
– Эдгар, у тебя полно талантов и достоинств, – продолжает Линор, и ее голос слегка потрескивает, как пламя в камине. – Нужно просто решить, что делать со всем этим богатством.
Я качаю головой:
– Я бы с удовольствием отдал всё, что только у меня есть – ум, талант, дорогостоящее образование, – всё и разом! – в обмен на возможность расти и воспитываться в родном доме. Или хотя бы в семье, которая не лелеет планов как можно скорее от меня избавиться. – Я нервно провожу рукой по волосам. Голова раскалывается от боли, в ней по-прежнему гулким эхом отдается мой пульс. – Матушка с отцом одевали меня как настоящего принца. В желтые льняные штаны, красные шелковые чулки, симпатичный лиловый фрак, бархатную шляпу, словом, превращали меня в маленького денди, – и ставили перед своими гостями на стол, чтобы я прочел собравшимся «Песнь последнего менестреля» сэра Вальтера Скотта. Но даже тогда, когда я был так мал, что едва доставал им до коленей, я уже торговал своим даром, обменивал свой талант и ум на любовь.
По шее пробегает холодок. Скомкав носовой платок, опускаю его на стол. На руках у меня по-прежнему темнеют угольные пятна – оттереть их без остатка не удалось. Вновь поднимаю взгляд на Агнессу Ашер.
– Всех страшно раздражало мое театральное происхождение. – Облизнув палец, я стираю грязное пятнышко на щеке Агнессы. – Но вместе с тем самого меня любили и щедро хвалили за то, что я их развлекал. Мою театральность пожирали, будто изысканное лакомство. Но если б я только мог, я бы отдал всё – и всех своих муз, и все интеллектуальные богатства, – лишь бы только избавиться от чувства вечного одиночества, от ощущения, что мне вечно чего-то не хватает…
Сцепив руки на затылке, я твержу себе, что, возможно, Эльмира меня вовсе не бросила, пусть она мне и не пишет. И что жизнь моя не закончится, если я переберусь в «Буйный ряд», где жилье подешевле. Возможно, я даже добьюсь успеха за карточным столом и меня не исключат за азартные игры! В конце концов очень может быть, что отец таки вышлет мне денег.
Меня вдруг охватывает жуткое чувство – словно я только что пережил еще одну мучительную потерю.
Резко обернувшись, я обнаруживаю, что Линор со мной больше нет – она будто растворилась в погасшем пламени камина. Ледяной порыв ветра ударяет в лицо.
Нет у меня больше желания творить.
Нет у меня ничего, кроме этой казенной комнатушки, изрисованной всякой ерундой.
Глава 34
Линор
Сквозь оконное стекло на меня смотрит Эдди. На мгновение мне даже кажется, что мой поэт каким-то непостижимым образом создал себе двойника и поставил его на улице.
Незнакомец отворачивается от окна, и лунный свет очерчивает его шляпу, украшенную пышными полосатыми перьями пересмешника. Я приникаю к стеклу, но Гэрланд О’Пала растворяется в ночном мраке.
Эдгар, склонившись над столом, глубоко уходит в свои мысли.
– Я бы с удовольствием отдал всё, что только у меня есть, – ум, талант, дорогостоящее образование, – всё и разом! – говорит он.
Он не замечает, как я приоткрываю окно и выскальзываю на улицу, хотя в лицо ему ударяет порыв холодного ветра, взъерошив темные кудри. Прикрыв за собой раму, я бегу по тропинке меж садовых стен.
Выйдя на Лужайку, я замечаю лунный отсвет на лопате, лежащей рядом с выкопанной мною могилой.
– Слышали ли вы жуткую историю Ашеров, мистер О’Пала? – спрашиваю я, решительно направляясь к яме. – Вы и представить себе не можете, как оживляется наш поэт, когда повествует о безумии и жестокости! Видели бы вы, какой огонь сверкает в этих аметистовых глазах!
– Я знаю одно: наш поэт – бессовестный лжец, – отзывается Гэрланд откуда-то сзади. – Мне он сказал, что собирается «потушить твой свет» после сегодняшней встречи.
Его голос прорезает воздух и оставляет на моей шелковой шляпе дыру. Схватившись за поля, я быстро поворачиваюсь к нему лицом.
– Зачем ему гасить огонь, горящий в его же глазах? – спрашиваю я, пятясь в сторону могилы.
