– Прогони Мадам Мрак! – встревает Гэрланд, кивнув на меня. – И твоя хандра мигом развеется!
– Ошибаешься, Гэрланд. – Эдди поднимает с пола фрак и набрасывает его на плечи. – Линор прогоняет демонов, что вторгаются в мой разум. С самого моего детства. Если бы не она, я бы уже давно распрощался со здравомыслием.
С моих губ срывается возглас изумления. Слова Эдгара так меня трогают, что мои глаза застилает пелена слез, а подбородок сотрясает дрожь.
Эдди опускается на пол и на четвереньках заползает под стол.
– Не смей ее трогать, О’Пала. Доброй ночи, Билл! И помни! – хихикнув, кричит он из затянутого паутиной угла. – Я – Поэт с большой буквы!
Эптон приоткрывает дверь, но потом неуверенно поворачивается к Гэрланду.
– Ну, я пойду? С ним же всё будет в порядке?
– Я с тобой, – отзывается Гэрланд. – Мне нужен топор.
Сердце замирает у меня в груди.
– Топор? Но зачем?
Не удостоив меня ответом, Гэрланд выскакивает за дверь следом за Эптоном.
Эдди выбирается из-под стола, прижимая к груди ворох рукописей, опутанных паутиной. С нижней страницы на тонкой нити свисает паучок.
– Если ко мне пристают новые паутинки всякий раз, когда ты бросаешь под стол свои прекрасные стихи о тоске и печали, то что же со мной будет, когда ты швырнешь их в огонь?! – спрашиваю я и невольно вскидываю руки – мне кажется, что из кончиков пальцев у меня сочится белый дым. – Кожу жжет и пощипывает, как будто она вот-вот загорится!
– Линор, мне вовсе не хочется сжигать стихи, но что делать?! Отец в буквальном смысле обрек меня на смерть…
Дверь распахивается настежь, и в комнату вбегает Гэрланд с топориком в руках.
Я с испуганными криками бросаюсь к окну. Эдди роняет рукописи.
– Да прекрати ты визжать! – грубо бросает мне Гэрланд и ударяет топором по столу Эдди с такой силой, что я подскакиваю. – Нужно убрать всё со стола и разрубить его на кусочки – вот вам и дрова для камина.
– Нельзя рубить стол! – в ужасе вскрикивает Эдгар.
– По, ты всё равно уже заплатил за мебель. К тому же у тебя есть переносной столик. Лучше порубить стол, чем уничтожить рукописи. И погубить своих муз. – Гэрланд косится на меня. – Даже эту вот.
– Отличная мысль! – одобряю я, хватаю со стола Эдди стопку книг и прячу ее под кроватью.
Гэрланд уносит ящичек с писательскими принадлежностями подальше от огня, в угол, а мы с Эдгаром перекладываем бумажные стопки под кровать. Под ней сквозит ледяной, какой-то арктический ветер.
– У тебя так громко зубы стучат, – говорю я моему поэту, когда мы вместе стоим на четвереньках у кровати, запихивая поглубже заветные листы.
– Я думал, это твое мерзкое ожерелье, – с невеселым смехом отзывается он, а потом поправляет матрас, опускает голову и читает вслух новые строчки из «Тамерлана»:
А ветер не щадил лица,
Он превращал меня в слепца.
Но, знаю, человек сулил
Мне лавры…
А потом мой поэт вскакивает на ноги, хватает топорик и с размаху бьет им по столу. Быстрым и точным ударом он отрубает одну из ножек. Комнату оглашает громкий треск.
Пока Эдгар сосредоточенно орудует топором, Гэрланд подходит ко мне.
– Весьма признательна вам за такую прекрасную идею, мистер О’Пала, – говорю я. – Хотя мне, честно говоря, не слишком приятно делать вам комплименты, однако я преклоняюсь перед вашей смекалкой.
– Это мое главное оружие, – замечает он, снимая шляпу и очки с зеленоватыми стеклами.
Я отступаю. Лицом Гэрланд как две капли воды похож на Эдгара, если не считать того, что вместо волос у него на голове торчат короткие серые перья пересмешника.
– Господи боже! – ахаю я. – Да у вас с ним одно лицо!
– И так было всегда. Впрочем, о тебе ведь можно сказать то же самое.
Эдгар тем временем отшвыривает четвертую ножку и приступает к столешнице.
– Я всё еще верю, что мы с вами можем сработаться, – вполголоса говорю я. – Только давайте без этих ваших вечных шуточек и угроз.
Гэрланд зажимает шляпу под мышкой.
– После экзаменов я уеду в Мэриленд с Биллом.
– Надо же! Но почему?
– Мне очень нравится старина Билл. Он чрезвычайно забавен. А я страшно устал дожидаться, пока мистер По соизволит посвятить всего себя мне. Мое пламя гаснет!
Гэрланд заглядывает мне в глаза, и я понимаю, что он не лукавит: теперь в его глазах не полыхают даже слабые огоньки, а цвет их из янтарного стал зеленовато-желтым.
– Он так и будет всю жизнь бояться Джона Аллана, – заключает Гэрланд, косясь на нашего поэта, энергично разрубающего столешницу надвое.
– Мистер О’Пала, сотрудничать с чужими творцами – это совсем другая история, – смахнув паутинку с подбородка, заверяю его я. – Я уже пыталась. Голода этим не утолишь.
Гэрланд закатывает рукав и показывает мне жуткий почерневший ожог.
– Он уже спалил несколько сатирических произведений, причем прямо в моем присутствии! А его угрозы уничтожить другие шедевры открыли мне глаза на реальное положение вещей. Ты была права. По – наш злейший враг. Забирай его себе.
– А вдруг после вашего отбытия он изменится?
– Я готов пойти на такой риск.
– А вдруг вы сами погибнете вдали от него?
– И этот риск пугает меня куда меньше, чем мои нынешние страдания, – отвечает он и подает мне руку. – Прощай, Мадам Мрак. Удачной поездки в Ричмонд. Не завидую я тебе. Вновь встретиться с Джоном Алланом лицом к лицу – то еще удовольствие.
Я пожимаю его ладонь. Сердце в груди испуганно колотится после страшных слов о Джоне Аллане. А ведь я надеялась, что больше уже не увижу его, покуда живу в этом хрупком теле.
Пока Эдгар По измельчает в щепки свою мебель, Гэрланд тайком выскальзывает из комнаты, а я устремляюсь за ним следом.
Глава 41
Эдгар
Мне бесконечно не хватает моей готической музы, и это – чистая правда.
Рядом с ней дух мой крепнет, а мрак, застлавший изнуренный ум, рассеивается.
И пока в камине потрескивает разрубленный стол, я прячу спасенные рукописи в чемодан и приговариваю, глядя на разрисованные стены:
– Мне нужно на пару недель сосредоточиться на экзаменах, а потом я заберу вас всех домой, в Ричмонд.
– Да уж, пожалуйста, – шепотом отвечает чей-то голос. Испуганно оборачиваюсь, но позади никого. Я совершенно один.
Снова.
