– Нет.
– Тогда почему не попытались написать мне сами?
– Я пыталась, – смахивая слезы, отвечает она. – Я писала вам, и очень часто.
– Но… я не получил от вас ни одного письма… Я… – Повернувшись на каблуках, я пытаюсь найти в толпе ее отца. Ее подлого отца, для которого происхождение – важнее всего на свете.
– Эдгар, – зовет Эльмира и кладет руку мне на плечо. – Думаю, вам лучше уйти. Скоро начнутся танцы, и…
– Ваш отец не мог перехватить письма?
Она качает головой. Губы у нее дрожат.
– Не знаю…
Наконец я замечаю мистера Ройстера. Он пьет с семейством Маршаллов неподалеку от музыкантов.
– Ах вот он, чертяка. Думаю, пришло время официально заявить о нашей помолвке.
– Нет! – Эльмира хватает меня за руку с такой силой, что я резко оборачиваюсь к ней. Она смотрит на меня с мольбой и стыдом. Кажется, что за этот краткий миг она постарела лет на десять. Морщинки тревоги избороздили ее лицо.
В горле пересыхает.
– Что? Что такое?
– Эдгар, я выхожу за Александра Шелтона. И сегодня празднуется наша помолвка.
Я отдергиваю руку. Земля уходит из-под ног. Пошатнувшись, я падаю на крепко сбитого мужчину, который грубо отталкивает меня.
– Сынок, смотри, куда идешь. Нельзя тебе столько пить.
– Простите… – Эльмира заламывает руки. – Мне казалось, вы и думать обо мне забыли. Отец… Он организовал эту помолвку. Как же мне жаль…
Крепко сжимаю зубы, чтобы не разрыдаться у нее на глазах – точнее, на глазах у всех, ибо теперь внимание собравшихся приковано только к нам. Александр Шелтон, коронованный наследник транспортной компании Шелтонов, идет нам навстречу, звонко стуча каблуками по навощенному полу. Его грудь по-павлиньи раздувается под темно-синим жилетом, в точности подходящим под цвет платья Эльмиры. Вот ведь голубки, ничего не скажешь.
В толпе перешептываются. То тут, то там звучит моя фамилия. Звучит уродливо, издевательски, убийственно.
По.
По.
По.
Ядовитые языки ворочаются без устали. Глаза нагло таращатся. Лица перекашиваются от отвращения. Актерский сын, Гэффи По, шарлоттсвилльский должник опозорился перед всеми.
Я разворачиваюсь и торопливо ухожу. В голове еще долго звенит оглушительное крещендо Вивальди.
Глава 43
Линор
Как вы помните, мой поэт – прекрасный пловец, так что домой, навстречу своей гибели – или воскрешению, как знать! – я возвращаюсь вплавь – сперва по Риванне, а потом по реке Джеймс.
Пока Эдди сдавал экзамены, я терпеливо пряталась в тени.
У меня, в отличие от Гэрланда О’Палы, хватило выдержки и терпения не сдаться.
Я продержалась десять долгих месяцев в этом хрупком человеческом теле.
И я не позволю Джону Аллану всё испортить и заточить моего поэта в бухгалтерии.
Мое путешествие заканчивается морозной декабрьской ночью. Я выбираюсь из ледяных речных вод на Ладлэмскую пристань, где и начался мой путь в минувшем феврале. Шляпу я потеряла еще в начале заплыва, и теперь с моей непокрытой пернатой головы ручьями стекает вода. Я на четвереньках стою у края причала, силясь восстановить дыхание после долгого путешествия.
И вдруг – к своему бесконечному ужасу – замечаю слева, посреди причала, неподвижное тело, лежащее ногами ко мне. От этой картины у меня кровь стынет в жилах, но вовсе не потому, что меня страшит близость мертвеца. Меня пугает стук, доносящийся из его груди.
Ведь на свете есть только один человек, чье сердцебиение я слышу так же отчетливо, как и свое собственное.
– Боже, теперь-то что стряслось?! – спрашиваю я и с трудом поднимаюсь на ноги. Мне тяжело дышать, ноги словно свинцом налились.
Я приближаюсь к человеку, но он так и лежит, не шелохнувшись.
Свет стоящего неподалеку фонаря подтверждает мои догадки – я узнаю лицо моего поэта. На нем нарядный синий фрак, черный бархатный жилет, шейный платок цвета воронова крыла.
Глаза у него закрыты.
Он еле дышит.
– Я трезва, значит, не пьян и ты, – начинаю я.
Он кивает.
– Ты заболел?
– Мне не хочется жить больше ни минуты, – отвечает он с такой искренностью и горечью в голосе, что я замираю. Глаз он так и не открывает. Ресницы влажные и слиплись – вероятно, от слез.
– Что случилось?! – спрашиваю я.
– Всё пропало, – сквозь зубы отвечает он. – Ничего у меня не осталось.
Я поворачиваюсь в сторону города. На западе – над «Молдавией» и соседними домами – в воздухе висит уродливая оранжевая дымка. Оттуда же доносятся звуки бойкой кадрили, и беспечная веселость этой мелодии тревожит и растравляет мне душу.
– Что случилось? – вновь спрашиваю я.
Эдгар прикрывает глаза ладонью.
– Эльмира помолвлена с Александром Шелтоном.
Внутри у меня всё обрывается, тело наливается злостью. Сказанное Эдгаром звучит для меня как «Передо мной возникло очередное препятствие, и оно занимает все мои мысли, так что к поэзии я вернусь еще не скоро».
– Что?! – переспрашиваю я.
– Оказывается, она не получала моих писем. Думаю, их перехватывал ее отец.
– Но ты же рассказал ей, что писал их?
– Разумеется.
– И она всё равно не захотела разорвать помолвку с мистером Шелтоном?
Он поднимает взгляд на небо, усыпанное звездами. В его зрачках отражается их маслянистое, полночное сияние.
– Все, кого я люблю, рано или поздно бросают меня.
– Нет у нас времени на новые трагедии и препоны!
– Я не хочу жить. Не хочу и не буду, – отзывается Эдгар похолодевшим, жестким голосом.
Я разворачиваюсь и с разбега кидаюсь в воду.
В мрачных и ледяных глубинах реки Джеймс я, обхватив голову руками, кружусь и извиваюсь, с тревогой обдумывая свою жизнь.
Я навеки связана с человеком, который не хочет жить.
Я никогда не воспарю над землей, не смогу любить, как боги.
Я помогаю моему поэту освободиться от демонов, порабощающих его ум, но кто спасет от демонов меня?
Я не могу сдержать отчаянного крика. Под водой его, само собой, не слышно, но из легких моих вырывается поток черных как ночь теней. В этом мрачном потоке проступают лица – лица со зловещими глазами и перекошенными в гримасе ужаса ртами. Эти фигуры растут и превращаются в гигантские тени, которые тянутся к речному дну иссохшими, когтистыми руками. Они стонут со мной в унисон, их захлестывают волны моих страданий. После того, как они меня покинули, я чувствую слабость и головокружение.
