…и обернулся я
К Звезде Вечерней…
О, как размерней
Ласкает красота твоя!
[26] – Миссис Стэнард, – робко зову я и подхожу к ней на подкашивающихся ногах. – Вы… вы помните меня?
Она щурится, будто бы силясь меня разглядеть.
– Эдгар?
Я замираю и сжимаю губы, припоминая, что подобный разговор в моей жизни уже был, когда я пыталась задобрить маму Эдди.
– Да, – отзываюсь я и тут же чувствую острый укол совести. – Я Эдгар По.
– В какого красивого юношу ты вырос! – продолжает она и поправляет локоны, которые и без того лежат безупречно. – Надеюсь, ты по-прежнему следуешь за своей музой!
– Ох, как отрадно мне слышать от вас такие слова, дорогая моя миссис Стэнард! – восклицаю я, прижав руки к груди.
– Ты по-прежнему сочиняешь стихи?
Я открываю было рот, чтобы ответить, как вдруг сзади слышится громкое:
– Ты еще пишешь любовные стихи об Эльмире?
Вынужденно отвернувшись от столь милой моему сердцу Джейн, я вижу, что ко мне, огибая могилы, идет группка мужчин. В руках у них бутылки со спиртным и фонари, льющие на землю бледный, полупрозрачный свет. Возглавляет группку высокий юноша с розовыми губами и острыми скулами. Такому подобает скорее раздавать направо и налево строгие приказы, сидя в богатом поместье, чем бродить ночами по темным кладбищам.
Футах в шести от меня компания резко останавливается.
– Погодите-ка. Но это же никакой не По! – замечает предводитель шайки, подняв фонарь. Рука у него дрожит, он вскрикивает и отскакивает. – Питтс! Ты же говорил, что своими глазами видел, как По идет сюда!
– Я… я заметил его шляпу… и рост вроде как совпадал… – робко отзывается юноша по имени Питтс. – Свет от фонарей неважный, видно было плохо, но я решил, что на нем пушистая шуба, а не… перья.
– Ты кто? – строго спрашивает главарь шайки, кивнув на меня. – Откуда у тебя крылья, почему ты, вообще говоря, пыталась выдать себя за Эдгара По?!
Порыв ветра разгоняет духов, в том числе уносит и мою ненаглядную Елену.
– А вы кто?! – спрашиваю я. Исчезновение миссис Стэнард повергает меня в трепет.
Главарь расправляет плечи, выпятив грудь, на которой поблескивают золотые пуговки.
– Александр Шелтон.
О боже! Так, значит, передо мной возлюбленный Эльмиры!
– Так кто ты? – вновь повторяет он свой вопрос и морщится, будто бы только что проглотил что-то мерзкое. – И почему так похожа на мертвеца? И… на ворону?
– На вóрона, – с улыбкой поправляю его я. – На голодного, хищного ворона. Не найдется ли у вас, чем поживиться? – спрашиваю я, постукивая пальцами по зубам, украшающим мою шею. – Я предпочитаю есть жертву тепленькой.
Как я и рассчитывала, незнакомцы принимают сказанные слова на свой счет. Двое из них испуганно отскакивают в сторону.
Надвинув шляпу на глаза, я окидываю шайку взглядом и начинаю декламировать:
– От кладбища недалёко, пока в праздности жестокой погрязаете все вы, затворившись от молвы, силы копит мой властитель и кошмаров повелитель, богоравный господин. Вас так много – он один! – Я делаю шаг им навстречу, но они только пятятся. – Господа из сего града! В вас краса есть и бравада! Но какая же досада, что вы встретили Линор! Ждут вас гибель и позор! Муза По сейчас пред вами! Распрощайтесь с головами!
Александр роняет бутылку, и она разбивается о каменное надгробие с таким оглушительным звоном, что три вороны испуганно взмывают в ночное небо.
– Кто ты?! – вновь спрашивает он.
– Я ведь уже ответила, сэр! Чего же тут непонятного?
– Ты, что ли, выдумка По? Плод его фантазии?
– Кто из нас еще кому творец, – подмечаю я. – Да и вообще, мистер Шелтон, скажите-ка, как вы собираетесь жить дальше? Ведь вы до конца своих дней так и останетесь в тени Эдгара, особенно теперь, когда осмелились взять в жены ту, что должна зваться Сарой Эльмирой Ройстер По!
Александр вскидывает голову, и я вижу вены и жилки, вздувшиеся над золотистым платком, украшающим его шею.
– Не смей прибавлять его мерзкую фамилию к ее имени! – рычит он сквозь зубы.
– Прошу прощения, господа, мне пора, – говорю я, приподнимая шляпу. – Мне еще поэта на стихи вдохновлять.
Александр подлетает ко мне и прицельным ударом локтя сбивает меня с ног.
Я падаю на промерзшую землю рядом с белым мраморным надгробием и на мгновение застываю, стараясь восстановить дыхание. Повторяю себе, что нужно поскорее подняться, собираюсь с силами…
Но не успеваю я выпрямиться, как Александр отбрасывает меня в сторону мощным ударом ноги. И снова я больно врезаюсь спиной в заросшую травой землю. От сердца до самых кончиков пальцев разливается леденящий страх.
Мой обидчик снова бьет меня тяжелым ботинком по животу, пригвождает к земле и склоняется ко мне. В руке у него горлышко разбитой бутылки с неровными, острыми краями. Еще каких-нибудь три фута – и стекло вонзится мне в лицо.
– Глотку ей перережь! – советует мистер Питтс, покачиваясь из стороны в сторону, будто взволнованный пьянчуга. – Ну же, Шелтон. Если она и впрямь муза По… то своим остроумием он обязан именно ей. Она – источник всех наших унижений!
– Я вовсе не муза сатиры, безмозглый ты могильный червь! – отвечаю я так резко и пронзительно, что мои обидчики испуганно вздрагивают.
Джентльмены замирают, побледнев и удивленно уставившись на меня – точь-в-точь как неказистые, причудливо слепленные груды глины. Нога Александра, тяжелая, будто мраморная колонна, по-прежнему давит мне на грудь и на живот, а розочка разбитой бутылки всё так же угрожающе соседствует с моей шеей.
– Отпустите меня, мистер Шелтон, – прошу я. – Пожалуйста. У меня и в мыслях нет вдохновлять Эдгара на упоминание ваших имен в стихах!
– Надо бы выцарапать у тебя на лбу имя «Эльмира» да отправить тебя к этому твоему «Ричмондскому блудному сыну», чтобы он увидел твою кровь, твои страдания. Чтобы наказать его сполна, – холодно говорит он. Никогда еще я не слышала столь беспощадного голоса.
– Но… вы же не станете так делать? – спрашиваю я. В пересохшем вдруг горле встает ком. – Ведь вы – джентльмен, достойный любви Сары Эльмиры!
Он шумно сглатывает.
Рука, в которой зажато горлышко бутылки, подрагивает. Бледный свет фонаря поблескивает на ее зубчатых краях.
Затаив дыхание, я молю небеса о том, чтобы смерть моя – если мой смертный час и впрямь настал! – была быстрой. Боже мой, ну почему я не послушала Мореллу…
