– Так у тебя нет денег? – поперхнувшись, спрашивает Эб, явно не веря своим ушам.
– Ни цента. А почему я, по-твоему, ничего себе не заказал?
– Я думал, из-за того, что ты уже под мухой. Погоди минутку, – просит он и, пошатываясь, встает. – Куплю тебе бокальчик чего-нибудь эдакого.
Свое слово он сдерживает и приносит мне бренди. Остаток ночи мы проводим за бурными обсуждениями самых безумных и смелых планов, нашептанных нам «зеленым змием».
– А поплыли в Бостон вместе, Эб! – предлагаю я, положив голову на стол. В нос ударяет запах грязной тряпки, которой, вероятно, протирали стол до нашего прихода. – Или, может, в Англию! Мой старый приятель, Роберт Салли, племянник знаменитого художника… – Я щелкаю пальцами, силясь вспомнить, как зовут знаменитого дядю Роба. – Чарльза… Или Сэмюэля… или… ну да, точно! Томаса Салли… Так вот, племянник Томаса Салли, мой старый приятель Роб…
– Да знаю я, кто он такой, хорош уже. Говори дальше.
– Роб учится в лондонской академии живописи. Вот уж чья муза точно не голодает, а! Или знаешь что! Поехали в Россию. В Санкт-Петербург! Мой брат сейчас служит на корабле. Его зовут мистер Уильям Генри Леонард По! Вот бы и мне стать моряком…
– Эдгар, с тобой я отправлюсь хоть на край света, – заявляет Эб и похлопывает меня по плечу. – Потому что очень тебя люблю, ты для меня как брат родной! – признается он и с чувством бьет себя кулаком в грудь.
– Правда? Так, значит, поплывем вместе?
Он гладит меня по руке.
– А то! Поплывем!
– До сих пор не могу… – На мгновенье меня одолевает сон, но потом я, вздрогнув, просыпаюсь и каким-то чудом ухитряюсь вспомнить, о чем собирался сказать. – До сих пор не могу поверить, что завтра проснусь и не смогу сочинить ни единой стихотворной строки! Он ведь убил мою музу, убил хладнокровно, безжалостно!
– Мне пора, – прерывает меня Эб. – Уже четыре часа утра. Мама будет волноваться.
– Мама будет волноваться… – повторяю я. Вовсе не для того, чтобы высмеять это обстоятельство – скорее, в знак почтения к материнской любви, пылающей вопреки всем ошибкам и промахам.
Эб поднимается со стула и гладит меня по голове, будто спаниеля.
– Посмотрим, может, у меня дома найдется для тебя немного денег. На еду и ночлег.
– Благослови тебя Бог, Эбенезер Бёрлинг, – отвечаю я и салютую ему, не отрывая головы от мерзкого, пропахшего грязной тряпкой стола.
Следующее, что я помню – это как мужчина вдвое больше и сильнее меня выталкивает меня на задний двор.
– Вали домой, – недобро цедит он, – или плати за комнату.
– У меня нет ни денег, ни дома, – отвечаю я, усмехаясь собственным словам, хотя это чистая правда, которая острым ножом копошится у меня под ребрами.
Мужчина возвращается в таверну, ни слова мне не ответив, а я бессильно опускаюсь на землю.
– Проснитесь! – звучит над ухом женский голос, а в следующий миг кто-то с силой трясет меня за плечо.
В нос ударяет резкий запах мочи и пива, от которого я моментально просыпаюсь.
Я поднимаю глаза и едва сдерживаю слезы, встретившись взглядом с карими глазами Джудит. Она с тревогой глядит на меня из-под оборок своего ситцевого чепчика.
– Хозяйка просто с ума сходит от беспокойства, не знает, где вас и искать! – говорит Джудит. – Вы чего это спите на улице? Вот-вот дождь начнется! Хозяйка сказала, глубокой ночью вы на что-то сильно разозлились и убежали.
– Джон Аллан застрелил мою музу.
– Бог ты мой! – восклицает Джудит и отскакивает назад. – Насмерть?
– Нет, она жива. Во всяком случае, пока, – отвечаю я, приподнявшись. – Но это лишь мои догадки. Я оставил ее у хирурга.
– Оставили?!
Я перекатываюсь на живот и встаю на четвереньки. С волос на землю сыпется земля. Не сдержав отрыжки, я вновь чувствую запах бренди и вспоминаю, сколько всего мы с Эбом выпили ночью. А может, и ранним утром, когда начали строить безумные планы. Я потерял счет времени.
– Ступайте к ней! – говорит Джудит.
Но я так и остаюсь стоять на четвереньках.
– Сперва мне нужно написать отцу. У меня нет ни одежды, ни денег. Мне нечем заплатить хирургу.
– Вы навсегда покидаете «Молдавию»? – уточняет служанка, опустив ладонь мне на спину.
– Да. Отправлюсь в Бостон сразу же, как только смогу. Больше ни секунды не проведу в одном доме с этим мерзавцем.
– Забирайте и музу с собой.
– Джудит, она умирает, – повторяю я, сев на корточки.
Джудит опускается на колени рядом со мной.
– Хотите доказать отцу, что он страшно ошибался насчет вашего будущего? – спрашивает она.
– Еще бы, – шумно сглотнув, отвечаю я.
– Тогда пообещайте мне стать блестящим писателем.
– Как можно такое пообещать? – невесело рассмеявшись, спрашиваю я.
– Усердно трудитесь. Зарабатывайте деньги. И заботьтесь о своей музе. Сделайте всё, чтобы она не погибла, что бы ни случилось. Придумайте, где достать денег на комнату в таверне, которая вам точно понадобится до отплытия корабля. Приведите туда Линор. Защитите ее от всех бед.
– Отец просто обязан купить мне билет на север. Я хочу сегодня же утром написать ему, высказать все свои обиды…
– Не надо! Не стоит вспоминать обиды, если вы хотите получить деньги.
Я встаю на ноги, потирая шею. Кажется, я умудрился потянуть ее.
– Лучше бы он выставил меня на улицу еще три года назад, когда начал меня ненавидеть. Он ведь на дух меня не выносит еще со смерти миссис Стэнард, когда я просто с ума сходил от горя. Он тогда вечно кричал на меня, называл нытиком. Лучше бы я тогда и сам умер.
– Ну, будет вам, не надо о смерти, – говорит Джудит и прижимает меня к себе, несмотря на тошнотный запах, который наверняка от меня исходит.
Я утыкаюсь лицом ей в плечо, терпеливо снося приступ внезапного головокружения, от которого земля едва не уходит из-под ног.
– Так куда вы плывете? В Бостон? – уточняет она.
Я киваю, и головокружение усиливается.
– Я там родился. Да и потом, это известная литературная гавань.
– Заберите музу с собой, – повторяет Джудит. Она выпускает меня из объятий, задержав ладонь на моем плече. – Пусть огонь вашего воображения горит непрестанно, Эдгар.
И хотя пообещать такое, казалось бы, совершенно невозможно, я говорю, сглотнув:
– Да будет так.
