– У меня вопрос! ― тут же откликается мистер Бранденберг и, получив кивок, выдает: ― Темнокожий… второй по должности у шерифа-индейца… нет ли у вас в довесок мэра-китайца?
Он громогласно хохочет, хлопая себя по животу. Дэйв гневно фыркает, Линдон лишь поднимает густую бровь. Он, беглый невольник с луизианской плантации, обжился в Калифорнии слишком давно, чтобы покупаться на такие шутки. Его странное для бывшего раба, но импонирующее мне чувство собственного достоинства ― одна из причин, по которой мы сошлись. Вот и теперь Лэр лениво отводит с лица густые курчавые волосы, засовывает большие пальцы за пояс и, качнувшись с носков на пятки, изрекает:
– Наш мэр янки
18, сэр. До мозга костей, в лучшем смысле этого слова. Но мы пополняем тюрьму наглецами любой национальности, если они дерзят властям. Полагаю, вы меня поняли?
Красиво и крепко, как и всегда. Но мы ведь прибыли не для разбирательств.
– Лэр. ― Я опускаю руку на его узкое плечо. ― Не горячись. ― Поднимаю глаза на посмеивающегося капитана. ― Наш город ― необычное место, вы встретите и иные странности. Если желаете, чтобы пребывание здесь было приятным, относитесь к этому философски. Мы в свою очередь гарантируем вам безопасность. Давайте проявлять уважение, без предрассудков. В конце концов, это закреплено в Конституции.
– Вспыльчивые вы ребята! ― Мистер Бранденберг хмыкает в усы. ― Но вы правы, мне самому следовало лучше знать, куда нас занесет. В каждой избушке свои погремушки, как говорят на моей исторической родине… Так или иначе, ― он отступает, царственно простирая руки, ― к делу. Я, как вы наверняка поняли, дарю чудеса и готов развернуть их здесь, после того как мы подружимся. Идемте! Вы все увидите.
Кажется, даже больше, чем все.
***
Мы с капитаном-директором остаемся наедине: Лэр отправляется осматривать трюм, Дотс ― верхние палубы. Сопровождают их явившиеся из ниоткуда юноши ― судя по ловкости, гимнасты, по разрезу глаз ― родня хозяина. Пока я рассеянно провожаю рейнджеров взглядом, мне сообщают:
– Грустно у вас. Но это поправимо: видели бы, какой уходит публика с наших шоу!
Рассеянно киваю. Мне самому хотелось бы, чтобы настроения в Оровилле прояснились. Я скорблю о мисс Джейн, но скорбь по мертвецу не должна останавливать жизнь. Круг продолжается, тоска ― сгусток, мешающий движению крови по жилам. Не потому ли уныние ― грех? Но как же он тяжел. Будет неплохо, если цирк примут в городе. Вот только…
– Вы славно воспитаны, молодой человек. Удивительно!
Меня дружески берут под локоть, что я встречаю изумленным взглядом. Мне не нравятся телесные контакты с незнакомыми людьми и определенно непонятна манера прогуливаться, сцепившись: ни у девиц, ни у девицы и мужчины, ни тем более у двух мужчин. Даже мисс Джейн быстро оставила попытки пройтись со мной подобным образом. Но Бранденберг толкует взгляд неверно и торопливо прибавляет:
– Удивительно не при вашем цвете кожи, никак нет, скорее при вашей должности. Шерифы большинства городков, где я гастролировал, ― неприятные люди: мужланы да заплывшие крючкотворы. Что на Юге, что на Севере…
Нечего ответить. Я не планирую рассказывать, что обучался манерам, что среди моих друзей ― «новая аристократия». Все это дал мне отец, и, едва я произнесу это слово, последует скользкий вопрос. На рассказ о том, кто я, даже краткий, уйдет больше времени, чем имеется в распоряжении. Сухо пробормотав: «Крайне любезно», я перевожу тему.
– Плавучие театры, которым случалось до нас добраться, совсем другие.
– Несомненно, мы уникальны! ― с готовностью откликается капитан-директор. ― Чего стоит сама «Веселая весталка»! ― Он любовно хлопает по широкому борту. ― Ее строили по моим эскизам, я спустил на нее все остатки состояния, лопнувшего в войну. Нашел головастого конструктора, может, слышали о нем? Русский аристократ Родмиров, добывал золото, а потом подался в судостроение. Интересные пароходы разных моделей, когда-то работал на Север…
Бранденберг, кажется, собрался обстоятельно поведать о неизвестном русском, считая, что удовлетворяет мое любопытство. Не догадывается, что я довольствовался бы названием компании-строителя и словами «авторский чертеж». Высвободив локоть, я начинаю осматривать бочки, в беспорядке расставленные на пути, и уточняю:
– Мне хотелось бы составить о вас несколько иное представление. С чем вы приехали, сколько вас. Капитан порта сообщил, что проверил ваши документы и получил список пассажиров, с которым я непременно сверюсь, но…
– Но вам нужны сухие факты и личные наблюдения? Без проблем. ― Он подмигивает. ― Начнем с носа.
Идемте смотреть сцену.
Пока мы следуем вдоль борта, Бранденберг вкратце пересказывает программу. Она неспроста названа, как значится на афишке, «Мистерией Мистерий». Любопытные номера: «Шоу кошек и пламени», «Адам и Ева», «Будущее на крыле». Диковин немало, а перемежают их традиционные пантомимы, выступление силача и «человека-ядра». Звездой программы заявлен фокусник, Великий. На вопрос о нем капитан-директор снисходительно уточняет:
– Слышали о братьях Дэвенпорт?
19 Ну, молодчиках, что выкручиваются из запутанных узлов, и сбегают из каменных мешков, и заставляют духов играть на инструментах? Так вот, Великий превосходит их во всем этом и способен на многое другое. Я никогда не знаю, какие трюки он выберет для очередного представления, но поверьте, у вас будет много вопросов, и главный: «Как?!». ― Мы уже пришли на округлое пустое пространство, возвышающееся над палубой. ― Пообщавшись с ним, сами убедитесь: ярчайшая личность. Талант, джентльмен, герой войны… подобных единицы.
– Единицы? ― Я вспрыгиваю на сцену и формально оглядываюсь; если честно, понятия не имею, может ли здесь быть что-то подозрительное. Не внушают доверия разве что «мачты», меж которыми, как я теперь уверен, натягивают канаты, но безопасность здешних акробатов ― определенно не мое дело.
– Именно. ― Мистер Бранденберг, оставаясь внизу, наблюдает за мной. ― И, кстати, Великий очень хотел посетить именно этот городок, прямо рвался…
О своем фаворите капитан-директор опять нацелился говорить много. Не слушая, прохожу по сцене и отодвигаю тяжелую портьеру, ― она отделяет закулисье и коридор.
