Когда олимпиец уходит со стаканом кофе в руке, Фло подходит, чтобы вытереть идеально чистый столик рядом со мной.
– Он тебе как раз подойдет, – сообщает она, подмигивая. Как я и говорила: непрошенные советы. Я краснею.
16
Элис
Когда холодное, бархатное лекарство потекло по ее венам, она откинулась назад, на мягкое сиденье. Коричневый конверт, который она отказалась открывать до Рождества, привел ее в ужасное место. Возможно, это начало разрушения ее тщательно выстроенного мира. Она постарается скрывать это от Мэтти как можно дольше, но прошлое наконец настигло ее, и теперь придется заплатить страшную цену. Здесь и сейчас ускользнуло куда-то прочь, и ее разум засосало назад, в вакуум, пока он не попал в сеть, сплетенную из воспоминаний далекого прошлого.
Как она целовала темные влажные завитки и считала крошечные пальчики на руках и ногах, когда впервые взяла Мэтти на руки. Медсестра улыбнулась и сказала, что он весит 3200 граммов…
Далекое весеннее утро, Мэтти плачет у реки. Она поцелуями сушит его слезы, горячие и соленые. Кусочки хлеба для кормления уток все еще зажаты в его пухлых детских пальчиках, вместе с маленьким белым перышком…
Мэтти в школьном блейзере, слишком большом – самом первом. Блестящие черные ботинки и серые носки, натянутые до худых коленок. Так счастлив, что наконец идет в школу. До того момента она не хотела его отпускать и, возможно, держала слишком близко. Только он и она. Но в тот день она поняла, что должна отпустить его. Весь день она ждала, когда он вернется…
Шестой день рождения Мэтти. Пришли его друзья из школы, и они играли в игры – «передай посылку» и «музыкальные стулья», – и была маленькая девочка в синем платьице, которая плакала, если не выигрывала. Или платье было красным? Она тогда готовила сырные палочки и сделала торт с паровозиком.
В реальном мире у нее была ледяная рука и она ерзала на стуле, пытаясь откинуться еще сильнее, но разум оставался все там же, хватался за проплывающие мимо воспоминания.
Мэтти учится плавать в местном бассейне. Она держала его за руки, пока он изо всех сил бился своими маленькими ножками и смеялся от радости. Голубые плавки с красной полоской. Сначала нарукавники, но они быстро стали не нужны. Он научился плавать сам, как большой…
Он всегда был таким хорошим мальчиком. Счастливым мальчиком. Наверное, она была хорошей матерью, потому что он всегда был счастлив. Она приготовила ему именинный торт и научила плавать. И он не умер, как все остальные.
17
Маша
Большинство людей назвали бы это прекрасным весенним утром, но не я. Я ненавижу весну. Хотя и не хочу этого. Я хочу, чтобы мое сердце, как у Вордсворта, танцевало с нарциссами. Но вместо этого я угрюмо иду по стопам друга Винни-Пуха, ослика Иа. Когда деревья щеголяют свежими листьями и фонариками цветов и начинает пригревать солнце, мой мир погружается в тени. Повсюду появляется новая жизнь, а я вижу лишь, насколько она хрупка и уязвима. Для меня весна – всегда предвестник гибели.
Утята в парке – легчайшие комочки воздушного пуха, и их уносит на другую сторону пруда даже легчайший бриз. Я ужасно боюсь, что они потеряют родителей и их схватит какая-нибудь казарка или хищная щука. В полях полно хрупких ягнят – пушистые малыши с глазами-пуговками, неуверенно шагающие за матерями. Школьники приезжают на фермы и воркуют над ними с умилением, но уже через несколько коротких недель их, перепуганных и ошеломленных, загонят в фургоны и увезут на бойни (сюда школьников не привозят). Белые детские шубки окрасятся в красный, бараньи отбивные окажутся на тарелках. Весенний ягненок. Неудивительно, что я не ем мяса. А еще скачки, «Гранд Националь». Целое поле благородных лошадей – горящие глаза, блестящие шкуры и рельефные мускулы. Но стеклянные ноги. Длинные, тонкие, хрупкие стеклянные ноги. Легко ломаются, редко заживают. «Гранд Националь» всегда становится для кого-нибудь последним забегом. На это можно смело делать ставку.
Ненавижу весну.
Я работаю в одном из больших викторианских домов с видом на парк. Под ногами хрустит гравий, когда я подхожу к огромной входной двери, идеально покрашенной в зеленый цвет, с сияющими медными почтовым ящиком, ручкой, молотком и звонком. Они всегда идеально начищены – предмет особой гордости Хелен, которая работает у нас администратором. Она постоянно ворчит, что уборка не входит в ее обязанности, но отказывается доверять медь уборщице Дороти.
Внушительная передняя со вкусом покрашена в приглушенные цвета, а на полу выложен сложный узор мозаики. Витражные панели по обе стороны двери создают на плитах игру света и тени. Большая готическая вешалка для пальто и шляп прячется у стены слева от входа, а две пышные зеленые аспидистры (их любовно называют «незамужними тетками») в керамических горшках, водруженные на подставки из красного дерева, стоят по обе стороны от центральной лестницы. Слева от лестницы – приемная с огромными кожаными креслами и квадратным стеклянным журнальным столиком, где представлены журналы «Дом и сад», «Леди» и «ДжиКью» (под которыми Хелен прячет желтую прессу – журналы «Хеллоу!» и «Окей!») и большой прямоугольный аквариум со стайкой медлительных разноцветных тропических рыбок. В дальнем конце комнаты, напротив окна, – полированный деревянный стол, за которым сидит Хелен. Она говорит по телефону.
– Сочувствую, что у вас такие ужасные боли… Вы можете сегодня? Мы могли бы найти для вас время в 2:30, если это так срочно, – перемена тона почти незаметна, но раздражение явно отображается на лице. – Значит, в это время вы у парикмахера? – Хелен прикрывает трубку рукой и шипит мне: – Значит, не такие уж «неописуемые мучения» и «приступы боли»?
«Парк Клиник» предоставляет три вида лечения: психотерапию, физиотерапию и акупунктуру. Хелен говорит, что нас нужно называть «Проблемы, прогрев и проколы». Я – психотерапевт. Переучилась, когда ушла из совета, наконец пригодилось психологическое образование. Епифания сказала, это словно поджигатель стал пожарным, но на самом деле это было частью моего плана по выживанию. Когда умер Габриель и я начала изучать, как тонут люди, однажды я зашла слишком далеко и чуть не погибла. Вода была очень холодной, и я провела внизу слишком много времени. Меня вытащили как раз вовремя, и я сделала вид, будто это была глупая случайность. Но знала, что на самом деле это было нечто большее, и извлекла для себя ценный урок. Я борюсь за жизнь и не хочу умирать. Проблема была в том, что я зависела от собственных эмоций, – мне не хватало контроля, и иногда скорбь одолевала силу воли.
Поэтому я придумала план по выживанию. Первым делом я взяла Хайзума. Его бы я никогда не оставила – он теперь любовь моей жизни. Затем я выучилась на психотерапевта. Научилась понимать свои эмоции, и с этим знанием пришла определенная степень контроля. Я никогда никому не рассказывала, как чуть не утонула, даже когда сама посещала специалиста в рамках профессионального образования. Честно говоря, мне стыдно, и я от себя такого не ожидала. У меня много слабостей, не всегда приятных – я нетерпеливый водитель, я устраивала пожары, я люблю макать в чай печенье, – но пораженцем я никогда не была. А утонуть, умышленно или по неосторожности, – явное пораженчество. Мой план по выживанию сработал, и я жива. Но теперь я хочу большего. Я не хочу, чтобы моя жизнь определялась чьей-то смертью, пусть даже единственного сына. Хайзум помог мне не умереть, но теперь я хочу снова жить, а не выживать. Даже весной.
