«О мой милый ангел, которого Бог, в его бесконечной милости, назначил моим хранителем, освети мой путь и защити меня, направь и помоги мне этим вечером.
Аминь».
Начало положено. Элис повалилась обратно в мятые подушки. Завтра она поговорит с самим Богом. Мягкий сон затопил ее тело, принеся наконец долгожданный отдых.
38
Маша
Элвис и Китти Мюриэль помолвлены. Они стоят передо мной в очереди в магазине. На Китти Мюриэль обтягивающий топ с высоким горлом, который самым лучшим образом подчеркивает ее великолепный бюст. Ее груди напоминают пару спелых персиков в белом гамаке. А еще на ней очень блестящее помолвочное кольцо. Элвис одет в стиле Эррола Флинна – белая пиратская рубашка с оборками, черные обтягивающие джинсы и красные ботинки с длинными носами. И круглая серьга с бриллиантом. Когда я встала за ними в очередь, то не могла решиться, заговорить или нет. И не могу до сих пор. До этого я общалась с Китти Мюриэль трижды, очень поверхностно, и с каждым разом она восхищает меня все больше.
Вчерашняя встреча с Салли на кладбище лишила меня покоя. Не сказать, что у меня в жизни случился очередной «крутой поворот», но Салли возбудила мое любопытство, словно взбаламутив палкой застоялый пруд. Она соблазнила меня возможностями, неудобными и будоражащими (в данный момент я не уверена, что могу сказать, в чем разница). А теперь я столкнулась с женщиной, которой хочу стать, и готова отдать за это почти все. Я очень хочу поговорить с ней, но не представляю, что сказать, и ужасно боюсь сморозить какую-нибудь глупость, что вполне вероятно, потому что я слишком стараюсь придумать что-нибудь подходящее. Я очень рада, что пойду обедать с Эдмундом и Маркусом, их расцветающая любовь поможет мне отвлечься.
Очередь впала в оцепенение. Мужчина за кассой ждет, пока выяснится цена предмета без товарного кода. Девушка, которая пытается его купить, уверена, что на него полагается скидка. Вышеназванный предмет – упаковка ежедневных прокладок с крылышками, и все дожидаются администратора, чтобы уточнить правильную цену. Уверена, Леди Т. не одобрила бы столь публичное обсуждение предмета женской интимной гигиены – кассир поднимает упаковку вверх на всеобщее обозрение. Но потенциальную покупательницу это совсем не смущает. Остальная очередь томится у нее за спиной, слишком апатичная, чтобы выражать нетерпение или беспокойство. Я всматриваюсь в их профили (или макушки, смотря кто как стоит) и вдруг понимаю, что никто из них не выглядит счастливым. Никто, кроме Элвиса и Китти Мюриэль. Элвис заботливо обнимает Китти за талию, а ее рука игриво лежит у него ниже спины. Это левая рука, и на ней прекрасно видно помолвочное кольцо. Элвис влюблен. Он весь взбудоражен. Настолько, что, когда Китти сжимает чуть сильнее, чем следует, у него из рук выпадает бутылка с газировкой, и содержимое разливается по всему полу, весьма изящно разрешив мою проблему с темой для разговора. Я промокла насквозь. Леди Т. считает, что «некоторые везучие люди с рождения одарены прекрасными манерами», и Китти явно из таких. Она рассыпается в извинениях перед всеми в очереди, особенно передо мной. Она обнимает меня, как давно потерянного друга, и предлагает крошечный кружевной платочек, от которого толку не больше, чем от мешка с песком в цунами.
– Мне ужасно жаль! – похоже, она искренне переживает. – Надеюсь, это отстирается, и настаиваю: я оплачу счет за прачечную.
На обед с Эдвардом я надела шелковое чайное платье 1930-х годов. Это мой давний фаворит, в нем я всегда чувствовала себя немного особенной и сегодня надела его впервые за довольно долгое время. Увидела, как оно одиноко прячется в дальнем конце гардероба, и вдруг подумала: «Почему нет?» Теперь на подоле этого прекрасного платья красуются ярко-оранжевые пятна, но я более чем довольна. Моей нормальной реакцией на произошедшее было бы огромное желание грубо наорать на виновника и убежать, выпуская пар, но в конце концов я бы выслушала извинения с красным лицом и сжатыми зубами. Несмотря на мое восхищение леди Трубридж, у меня нет врожденного таланта к вежливости, а свою неуверенность я нередко прикрываю бестактностью. Но невероятное обаяние Китти Мюриэль легко преодолевает мою замкнутость.
– Что ты, все в порядке (очевидно, что нет). Уверена, это легко отстирывается (дураку ясно, пятна не уйдут). Их почти не видно (если ты стоишь на отдалении нескольких улиц и у тебя серьезные дефекты зрения).
Я даже ей улыбаюсь. И возвращаю платок, насквозь мокрый и ярко-оранжевый.
– Оставь себе, дорогая. Жаль, что он такой маленький. Будет очень жаль, если твое чудесное платье испорчено. Это шелк, да? 1930-х? У меня дома в сундуке еще лежат мамины платья. Где-то даже есть одно бальное. Ужасно обидно, что они томятся в папиросной бумаге, хотя им следовало бы выходить в свет, на обеды, ужины и балы.
Мое восхищение Китти Мюриэль разгорается пуще прежнего, когда я слышу рассуждения о винтажной одежде в таких красочных выражениях: она наделяет платья жизнью, собственными планами и признает их магическую привлекательность.
– Они ведь вряд ли вас заинтересуют? Я бы с огромным удовольствием подыскала им хороший дом, где они смогут пить вино, обедать и вообще приятно проводить время. Я-то их никогда не надену. У мамы были куда менее пышные формы, так что мне они не подходят, и мой обожаемый жених предпочитает видеть на мне нечто чуть более современное.
Теперь я запала всерьез. А «обожаемый жених», Элвис, возвращается с новой бутылкой напитка и лучезарной улыбкой для обожаемой Китти Мюриэль. Она берет и нежно целует его руку, словно они расставались на несколько недель, – а хотя метод выбора продуктов Элвиса занимает немало времени, он уходил минут на пять, не больше. Я даже не расстроилась. Снаружи, у магазина, Элвис складывает покупки в корзину велосипеда. Китти Мюриэль протягивает мне маленькую розовую карточку с ее именем, адресом и номером телефона, и я обещаю ей позвонить.
Я иду домой переодеваться. Платье испорчено. Но зато, кажется, у меня появился новый друг.
39
– Я сказал ей, это было изображение негативного пространства между двумя банками с маринованными сосисками.
Из-за Маркуса у нас с Эдвардом уже все болит от смеха. По причине того, что мне пришлось переодевать испачканное газировкой платье, мы с Хайзумом опаздываем на праздничный обед в честь дня рождения Эдварда, но хозяева на нас не сердятся. Эдвард в восторге от подарка – издание «Сна в летнюю ночь» 1908 года с иллюстрациями Артура Рэкхема, купленное у доброго владельца магазина подержанных книг, и теперь мы пьем коктейли в саду, а Маркус развлекает нас рассказами о его работе в качестве управляющего маленькой, но очень модной художественной галереей в Лондоне.
– В общем, ужасная женщина: денег больше, чем она может сосчитать, и полное отсутствие вкуса. Даже летом носит свою дурацкую меховую шапку. Она сказала, что подыскивает «акценты», чтобы обставить свою виллу на юге Франции.
Я изумленно смотрю на Маркуса. Описание звучит ужасно знакомо, и ответы Маркуса подтверждают, что его клиентка – действительно старая добрая миссис Слади. Разумеется, я вынуждена затронуть случай с Хайзумом, шапкой и аквариумом. Эдвард явно наслаждается своим днем рождения. К концу моего признания он вытирает с лица слезы смеха. Не помню, когда в последний раз видела его таким расслабленным и счастливым.
