Меня преследуют. Я понимаю это прежде, чем это подтверждают мои уши, заслышав мягкие, но быстрые шаги по заиндевелой траве. Понимаю, потому что волосы у меня на шее встают дыбом, а сердце вот-вот выскочит из груди. Я оборачиваюсь и вижу – ко мне приближается фигура в капюшоне, джинсах и кроссовках. И вдруг меня охватывает ярость. Твою мать, сегодня канун Рождества! Я посреди парка и пришла сюда с кладбища, а не от чертового банкомата. Что ему нужно? Мое пальто? Пустой бумажный пакет? Шарф Доктора Кто? Он останавливается в нескольких метрах от меня, и прежде, чем он успевает наложить лапы на мой вязаный шедевр, я взрываюсь.
– Что? – ору я, воздев руки к небу.
Я знаю, что мой взгляд пылает от ярости, а из-за растрепанных волос, огромного пальто и раскинутых рук я наверняка напоминаю жуткую ведьму, но его ответ все равно захватывает меня врасплох.
– Простите. Вы в порядке?
Он кажется немного нервным и искренне встревоженным. Я смущаюсь, и мне даже немного стыдно (хотя, если в ближайшие тридцать секунд он пронзит меня ножом, я умру полностью оправданной).
– Я просто хотел кое-что вам сказать.
Теперь он выглядит крайне смущенным, и уже не в первый раз у меня возникает чувство, будто я проснулась на середине фильма и не понимаю, что происходит.
– Вы меня не помните, да?
– Боюсь, что нет.
Понятия не имею, кто он такой. На один короткий сюрреалистический миг мне приходит в голову, что это Габриэль – его повзрослевший призрак вернулся на Рождество. Вот что бывает от избытка Диккенса и водки с тоником за обедом.
– Мы обижали вашу подругу. Слонялись без дела, и все зашло слишком далеко. Вы остановили его. Со своей собакой.
Этого я не ожидала. Я думала, что встречу грабителя, убийцу или призрака. Но не это.
– Он заставил ее есть хлеб, и она плакала…
Как он сейчас.
Он сердито утирает с лица слезы тыльной стороной ладони. Я впервые как следует рассматриваю его в темноте и даже под капюшоном вижу, насколько он молод, – Габриэль был бы сейчас примерно такого же возраста.
– Он убил утенка. Он полный придурок. Мы пытались отговорить его, но не смогли остановить. Никто не смог, хотя должны были. Я должен был его остановить.
Я протягиваю ему мятый платок из недр своего кармана, и он опять сердито вытирает слезы. Я молчу, потому что сказать мне нечего. Я не могу сказать ему, что все нормально, потому что это не так. Не могу сказать, что он не виноват, потому что он присутствовал и тоже несет ответственность. Поэтому я молчу и жду.
– Я искал вас и видел вас много раз, но не мог решиться. Вашу подругу я тоже видел, ту старушку в красных туфлях, но не хочу говорить с ней, потому что боюсь напугать. В последнее время я ее не встречал.
Его трясет, но слезы остановились.
– Я хотел извиниться, потому что мне очень жаль. Правда. Мы поступили неправильно, и я постоянно об этом думаю.
Вот и он. Его рождественский подарок для меня. Потому что я ему верю.
– Вы передадите подруге, когда ее увидите? Скажете, что мне жаль?
– Да.
Мы проходим под деревьями, выходим на дорогу и пересекаем улицу.
– Мне туда, – говорит он, показывая в противоположную от моего дома сторону.
Он улыбается. Застенчивая улыбка молодого оптимизма и облегчения. Я улыбаюсь в ответ. С благодарностью. Хочется обнять его, хоть на мгновение, – подарить ему любовь, потому что он подарил мне надежду. Но я не могу. Вместо этого я на мгновение опускаю руку ему на плечо, и он позволяет – кажется, без смущения. Я наблюдаю, как он уходит на своих длинных ногах, спрятав руки в карманы толстовки, с висящими на отсутствующих бедрах джинсами.
Прежде чем окончательно исчезнуть из вида, он оборачивается и кричит:
– Счастливого Рождества!
57
Элис
Молитва о доброй смерти
Боже, Который, приговорив нас к смерти, сокрыл от нас день и час ее, дай, чтобы я мог провести свято и праведно все дни моей жизни и заслужил уйти из этого мира с чистой совестью, в мире и в любви Твоей. Ради Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.
Когда Элис очнулась, она лежала на полу в ванной. Ее рвало так сильно, что она ударилась головой о бачок унитаза и потеряла сознание. Теперь она дрожала от холода, с шишкой на голове и рвотой в парике. Первым делом она подумала о Мэтти. Слава богу, его здесь нет, и он не видит ее в таком состоянии. Он еще в школе. Она встала на четвереньки и неуверенно нащупала край ванны. Наконец ей удалось встать. В зеркале появилось серое изможденное лицо с блестящей от болезненного пота кожей. Но выдавали ее глаза. Озера, полные отчаяния и тьмы, куда более ужасной, чем ее рак и все его спутники.
Она сполоснула лицо холодной водой из раковины и смыла рвоту с неровных кончиков пластмассовых волос. Причиной всему стало лицо другой женщины. Ее шокировало, насколько они похожи. Возможно, та женщина была немного моложе, но цвет лица и черты были настолько близки, что они могли сойти за сестер. Всемогущему «Гуглу» понадобилось несколько секунд, чтобы ее отыскать, – имя, адрес и профессию. Было несколько статей в местных новостях и одна в национальных. Разумеется, Элис знала, что ищет: дату, время, место. Эта женщина все еще жила в соседнем городке, но он был достаточно большим и находился достаточно далеко, чтобы безопасно их разделять. Но, помимо фактов и эмоций, там была фотография. Лицо на экране принадлежало реальной женщине, и оно за долю секунды разрушило остатки лжи, которую Элис выстраивала и защищала столько лет, постепенно в нее поверив. Это было лицо ее судьи, и присяжного, и в конце концов, неизбежно, – ее палача.
Элис очень хотела принять душ, пока не вернется Мэтти, но чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы рисковать. Вместо этого она переоделась и немного накрасилась – слишком слабая попытка спрятать женщину, которой она стала. Спустившись вниз, Элис закрыла файл, который создала в ноутбуке. Теперь, когда у нее появилась информация, нужно было определиться с дальнейшими действиями – понять, можно ли как-то избежать осквернения счастливого мира, построенного ею для себя и, что гораздо важнее, для Мэтти. Когда он был совсем маленьким, она держалась в стороне от местной жизни – как и их дом, в конце улицы, на самом краю поселка, в отдалении от остальных. Элис появлялась в обществе лишь по необходимости и сразу исчезала. Ей удавалось зарабатывать на жизнь, работая из дома, занимаясь продажами и исследованиями рынка. Но когда Мэтти пошел в школу, они неизбежно сблизились с остальными. Мэтти нашел друзей, а Элис познакомилась с их родителями. Они помогали организовывать местные праздники, а Мэтти вступил в отряд скаутов, а теперь – в футбольную команду. Несколько лет назад Элис даже вступила в местное женское общество и завела неблизких друзей.
Но теперь, оглядываясь назад, она поняла, что лишь ходила по кромке общественной жизни, чтобы создать видимость. Она даже никому не сказала о своем раке, предпочитая ездить на сеансы химиотерапии на такси или водить самой. Возможно, ее всегда сдерживал некий инстинкт самосохранения, и теперь она поняла причину. Триггером стал диагноз. Ее истинное прошлое было книгой, которую она оставила закрытой на верхней полке много лет назад, – и уже позабыла, что написано на ее страницах. Вместо этого она создала собственную реальность, сформировав и подстроив ее под свои нужды. Но шок из-за диагноза и реальной вероятности собственной смерти сбросил книгу с полки, и ей пришлось столкнуться с правдой.
